– Ну что, брат, – улыбнулся нормандец, – натерпелся страху?
– Теперь не миновать неприятностей, – промолвил монах, хмуро глядя вслед людям, уносящим викария.
– Кому, тебе или мне?
– Мне, конечно.
– А если я возьму тебя под свою защиту?
– Да ведь и тебе влетит, нормандец, когда узнают…
– Мне? Ха-ха-ха! – Можер рассмеялся. – Кто же это посмеет, хотел бы я знать, выговаривать мне?
– Епископ.
– Плевать мне на него!
– Он сильный. Они с королем никак не поделят власть.
– Вот так король! Приказал бы задушить этого хорька – всех и делов-то.
Монах вздохнул; болезненно поморщился, видимо, ныли раны на спине.
Можер присел на бревно, лежащее поблизости, жестом пригласил монаха занять место рядом. Потом спросил:
– Как тебя зовут?
– Брат Рено.
– Откуда ты?
– Нищенствующий монах из ордена бенедиктинцев. Проповедую Божье слово.
– Чего ты ввязался в перепалку с этим крысёнком? Ты же видел – он одержимый фанатик.
– Я не спорил с ним. Меня взяли на площади, когда я разговаривал с народом. Видимо, кто-то доложил викарию, что у меня открылись глаза и заговорил разум, восстающий против Священного Писания.
– Тебе не нравится Библия?
– Я против тех, кто сочинил эту небылицу для глупцов, неспособных понять, что это вздор.
Можер, улыбаясь, глядел на монаха. Этот человек начинал ему нравиться.
– Скажи, брат Рено, ты и в самом деле готов критиковать это писание, продиктованное, как говорят, самим Богом? Я слышал твои высказывания о дохристианской, первой части Библии, которую называют Ветхим Заветом. Ты так же судишь и о Новом Завете?
Монах с подозрением поглядел на Можера.
– Почему я должен доверять тебе? Может, ты один из людей епископа, подосланный им, чтобы выудить из меня то, что я еще не успел сказать и, таким образом, иметь достаточно улик, чтобы отправить на казнь?
– Нет, Рено, можешь мне поверить; граф Можер никогда не был шпионом! Просто я проезжал по этой улице и увидел, что тебя собираются стегать плетьми. В общем, мне не было до этого никакого дела, если бы не твой возглас, обращенный к архангелу Михаилу. Тогда я решил, что должен тебе помочь. Мы, норманны, к твоему сведению, почитаем святого Михаила как своего покровителя. То, что я сказал – святая правда, клянусь дорожным посохом Роллона Нормандского! И знай, приятель, нет клятвы для норманна страшнее этой, а для меня вдвойне, потому как Роллон – мой прадед.
– А что ты делаешь в Париже? У тебя здесь знакомые?
– Да, родственники, я приехал их навестить.
– Кто же?
– Король.
У монаха отвисла челюсть:
– Король Гуго – твой родственник?
– Ну да, черт возьми, почему это тебя удивляет? Разве Ричард Нормандский, союзник Франции, не может иметь своим родственником короля?
– Да нет, конечно, отчего же… – пробормотал Рено. – Только боюсь я, граф, не очень-то будет рад король твоему приезду.
– Вот так так! – удивленно вскричал Можер. – Это почему же?
Монах хитро улыбнулся:
– Да ведь наш король, он же бывший герцог, – спокойный, мирный человек, а ты, как я погляжу, таков, что не усидишь на месте и способен доставить своему родичу немало хлопот.
– Что ж, поглядим, – усмехнулся Можер, – и попытаемся разбудить этот город, если он уснул.
– Вот хотя бы нынешний случай, – продолжал монах, – ведь, бесспорно, епископ побежит к королю жаловаться на тебя.
– Пусть жалуется, – беспечно махнул рукой нормандец. – Если, как ты говоришь, они между собой не в ладах, то король, полагаю, будет рад вставить шпильку его преосвященству. Клянусь рукоятью своего меча, это его позабавит.
– Что конечно же не защитит бедного монаха, – печально изрек собеседник. – Ведь они найдут меня, и тогда уж мне не сносить головы. Видишь, граф, как все обернулось: не вступись ты – обошлось бы лишь наказанием, а теперь… с тебя как дождь с утки, а меня повесят.
– Черт возьми, – нахмурился нормандец, – выходит, я же оказался виноват? Неплохо! Как это у вас там, в священной книге: «Делай добро ближнему и добром к тебе вернется»? Вот только про ближнего ничего не сказано. Ну да не беда! – Можер хлопнул монаха по колену. – Коли я уж взялся за тебя, приятель, то доведу свои благодеяния до конца. Пойдешь со мной во дворец!
– Я? Но зачем? – растерянно пролепетал Рено.
– Да ты знаешь, сколько там баб! Тебе и не снилось! Впрочем, – Можер почесал в затылке, – ты ведь святоша, а значит, давал обет не касаться женщин…
– Верно, – улыбнулся Рено, – было такое, духовный сан запрещает это.
– Тогда будешь священником, станешь исповедовать грешников… и грешниц. Но не расслабляйся, работы будет немало, вот только доберусь до этого дворца. А жить будешь в моих покоях, король об этом позаботится. Ну а заупрямится, поможет мать, она как раз гостит у него. Так что, как тебе мое предложение, святой отец, подходит?
Монах, нарочито громко вздохнув, развел руками:
– Разве у меня есть выбор?
– Ну, вот и отлично! А теперь скажи, откуда у тебя такие рассуждения о дьяволе, кровосмешении и прочей чепухе? Признаюсь, я и сам не очень-то верю во все эти басни о сотворении мира, придуманные неизвестно кем и для чего. Но ведь ты – монах! Имеешь ли ты право выступать против слова божьего, которому сам же был обучен для того, чтобы проповедовать его среди паствы?
Монах помолчал некоторое время, видимо, собираясь с мыслями, навеваемыми далекими воспоминаниями. Потом заговорил:
– Поначалу я и подумать не мог, чтобы восстать против незыблемых догм христианства, против Господа Бога, преисполненного отеческой заботы и любви к людям. Да и кто из смертных, а тем более духовенства, смеет не подчиняться законам Божьим, не любить и не почитать мать нашу Церковь – колыбель христианства, взращенного текстами священных книг! Они написаны пророками и апостолами, просвещенными Духом Святым, и одобрены самим Господом, чьи деяния и помыслы никто не смеет ни осуждать, ни отменять. Они, как сказано в главе десятой откровения Иоанна Златоуста, стихе восьмом и в послании апостола Петра и откровении Иоанна Богослова…
Можер, давно уже скорчивший гримасу отвращения, в конце концов не выдержал:
– Говори яснее, монах, мы не в церкви! Или думаешь, нашел во мне благодарного слушателя, готового, раскрыв рот, внимать твоим словоизлияниям? Я пригласил тебя для беседы и вовсе не намерен выслушивать разглагольствования о божественности мироздания и об основах религии. Давай короче, не то, клянусь своими подвязками, мне придется пожалеть, что я немного не рассчитал с викарием.
