– Дьявол меня забери! Что же дальше? Они продают эти угли?
– Попробуй не купи, если не хочешь навлечь на себя гнев церкви. Как-то монахи показали мне некий пояс и спросили, хорош ли? Я ответил, что пояс и в самом деле не плох: обшит узорами, усыпан драгоценностями. Спросил, чей он? Оказалось – Богородицы! Я вытаращил глаза. Тогда они, рассмеявшись, объяснили, что нашли этот пояс в сундуке, в одной из сгоревших деревень. Конечно, он был не таким, а самым обычным, который крестьяне надевают зимой, чтобы не пробирал холод. Но они придали ему надлежащий вид и выставили в церкви ко дню Рождества Богородицы. Успех превзошел все ожидания. Желающих увидеть этот пояс, а за отдельную плату потрогать, да еще и приложиться к нему губами было столько, что весь монастырь на эти деньги гудел от пьяных оргий с местными потаскушками до самого Рождества. Однажды меня угораздило спросить об этом викария. Откуда, мол, здесь такой пояс? Да и о чем вообще мы говорим? Ведь Богородица жила тысячу лет назад, где могли разыскать такую реликвию? Впрочем, я не удивлюсь, если монахи однажды станут показывать или продавать нижнее белье вышеупомянутой девы, отобранное у одной из крестьянок сборщиками налогов.
– Теперь я понимаю, почему викарий хотел с тобой расправиться, – рассмеялся нормандец.
– Еще бы, ведь ему с тех смотрин перепал немалый куш. Так что если бы ты не подоспел, меня могли засечь до смерти. То же может произойти и с тобой, Можер, помни это, а потому умей притворяться, учись у духовенства. Ей-богу, неплохая позиция в наше время. Будь как все, не выделяйся, делай вид, что веришь любым басням, с тебя не убудет, а жизнь свою сохранишь.
– Значит, если человек внезапно умер от болезни, то вместо того, чтобы выявить причину, я должен воскликнуть: «Ах, это Бог не услышал молитв!», «Так Богу было угодно», «Ах, покойник, вероятно, вовремя не исповедался или не проявлял при жизни должного почтения к церкви, не соблюдал постов, не молился, вот Бог и забрал его к себе!» А если больной выживет, то это означает, что Бог услышал чьи-то молитвы? Так я должен сказать?
– Во всяком случае, не возражать, если хочешь, чтобы голова подольше оставалась на плечах.
– Но ведь это бред!
– Такое нынче время, Можер, и таков мой тебе совет. Церковь – колосс, которого уже не свалить. Он управляет людьми, что и нужно власти. Да ты и сам понимаешь. И видишь всю лживость и продажность этого колосса.
– Что ж, спасибо, Рено. Буду помнить. Но архиепископу все же сверну башку.
– Он уже стар. Говорят, часто болеет. Сам уйдет скоро. Береги лучше себя, Можер, ты всем нам дорог. Я не встречал человека искреннее, добрее. Ты умеешь радоваться жизни, зажигать все вокруг, неси и дальше это знамя… А теперь прощай!
– Прощай, мой славный монах!
И они от души обнялись.
Можера и Изабеллу вышли провожать все, никого не осталось во дворце.
Огибая Сторожевую башню, нормандец в последний раз оглянулся. Рено и Констанция, стоя у изгороди, посылали рукой прощальный привет.
Глава 22
В Руане
Можера встречали как триумфатора, как Цезаря, вернувшегося в Рим из похода в Британию. И так же, как год назад в Париже, из замка высыпали придворные – все норманны и каждый с титулом. Мужчины в знак приветствия взмахивали мечами, издавая гортанные крики; женщины, раздувая ноздри, не сводили глаз с сына Ричарда. Иные, глядя на Изабеллу и строя гипотезы, задирали носы и надменно оглядывали ее с головы до ног.
Тотчас посыпались вопросы, из которых Можер понял, что тут, оказывается, известно обо всех его похождениях.
– Какого черта! – вскричал он. – Кто вам рассказал?
– Сам герцог, – ответили из толпы придворных. – А ему, наверное, писал король.
– Или его жена писала герцогине Гунноре, твоей матери, – добавили еще.
– А вы, бездельники, уже успели позавидовать!
– Еще бы! Ведь ты у франков приобрел славу Одиссея!
– Скажи лучше Аякса, тот тоже был непобедим.
– Ну, довольно! – поднял руку сын герцога. – Дай вам волю, вы разорвете меня на части.
– Как ты сарацин?
– Почему ты не позвал нас, Можер? Мы тоже обагрили бы мечи кровью мусульман!
– А что за красотка рядом? Ты привел с собой дочь франков? Покажи нам ее, мы поглядим, уступают ли в красоте франкские женщины нормандским.
Можер рассмеялся:
– Вы еще успеете прийти к единому мнению. Я познакомлю вас с этой очаровательной представительницей франкского народа, как только повидаюсь с отцом и матерью.
– Иди скорее! Им побежали доложить о тебе.
– И живее возвращайся, нам не терпится послушать твои рассказы.
– Кто они, Можер? – негромко спросила Изабелла, смущенная от любопытных взглядов. – Их так много, и у них такой устрашающий вид…
– Это мои друзья, Изабо, – улыбнулся нормандец. – Скоро они будут и твоими.
– А женщины? Боже, как они меня разглядывают!..
– Они удивлены. Ты пока для них – загадка.
– У них такие свирепые лица! Как бы они меня не растерзали… Мы что же, пройдем мимо них?
– Другого пути нет. Видишь этот замок? Здесь живут мои отец и мать.
И, взяв за руку Изабеллу, Можер повел ее к главной башне.
Проходя мимо фрейлин, провожающих незнакомку любопытными, насмешливыми, презрительными, гневными и вызывающими взглядами, Изабелла чуть не лишилась чувств. Ей казалось, будто она пробирается сквозь толпу эриний
[32], и стоит лишь супругу отпустить ее руку, как они мигом набросятся и станут пить ее кровь. Мысленно она тут же сделала сравнение и вывела для себя: не женщины – амазонки; им в руки щит, меч, копье – и любая вражеская армия дрогнет. От одного взгляда этих фурий
[33], кажется, могла бы загореться земля под ногами.
Когда они вошли, она облегченно вздохнула и поделилась с мужем своими впечатлениями. Он расхохотался:
– Ты преувеличиваешь, Изабо. Они милые дамы, правда, чуть диковаты, могут кусаться. Но ведь ты среди норманнов, помни это. Здесь не Париж, и тебе придется привыкать. На первое время повесишь у пояса кинжал, это охладит пыл кое у кого. Но коли дойдет до схватки, зови меня.
– Как! – Изабелла затряслась от страха. – Мне придется с ними драться?
– Что поделаешь, таковы нормандки – на дух не переносят соперниц.
– Так я для них соперница? Почему ты им не объяснил?..
– Успею еще. Но пока ты со мной, тебя никто не тронет, они знают мою руку.
