– Можер, ты богохульник, а церковь осуждает это, – вздохнула Вия. – Гляди, достанется тебе от папы.
– А я спрошу его: «Скажи мне, преемник святого Петра, сколько человек взял в плен царь Давид согласно Слову Божьему: тысячу семьсот, как написано в одной из церковных книг, или семь тысяч, как указывается в другой?» Думаешь, он ответит? Как бы не так!
– Он отлучит тебя от церкви.
– Да, от бессилия. Но мне на это ровным счетом наплевать, если бы потом меня не стали считать изгоем. В одном случае. А в другом – папа и пикнуть бы не успел, как я свернул бы ему шею. Подумаешь, фигура! Они еще будут благодарны мне: я слышал, будто местные епископы недовольны понтификом. Но знаю и другое: не очень-то папы охочи до занятий небесными делами, земные им заманчивее. Если бы не клюнийские монахи – так и оставались бы папы пьяницами и развратниками.
– Ты хорошо знаешь Библию, – не без зависти сказала Вия. – Должно быть, часто и подолгу читал?
– Да сдалась она мне! – скривил лицо Можер. – Говорю же, обучался в школе при монастыре. Нельзя иначе. Сын герцога Нормандского не может не быть обученным грамоте и Слову Божьему. Но это было тогда, давно, а сейчас…
– …сейчас ты стал еретиком, – улыбнулась Вия.
– Да, потому что научился думать. В Библии много глупостей, и попы знают об этом. И не только в Библии. Вот, например, крест. Ты носишь его, и я ношу. А должны ли мы поклоняться ему?
– А как же! – убежденно воскликнула Вия. – Ведь Христос принял на нем муки, искупая грехи людей.
– И Он же сказал: «Кто хочет идти за мною, пусть возьмет крест свой и последует за мной». И ни слова более. Те, кто молится кресту, могут так же молиться на любую деревяшку, имеющую форму креста. Разве не так? А Дева Мария? Вдумайся в это слово: дева! Люди поклоняются ей. Так давайте уж тогда кланяться всем девам, а заодно всем яслям, потому что Христос в них лежал. Что касается Марии… Ведь она была непорочной, да? Как же тогда она могла родить? И от кого? От Святого Духа? Как это он мог забраться в ее чрево? Ведь он дух, у него ничего нет! Да и при живом-то муже! Но еще говорят, что Христос – сын плотника. А плотник кто? Обычный батрак, такой, как все. Кто же тогда Иисус?
– Можер, ты плохо кончишь, – покачала головой Вия. – Тебя распнут, как и Его, и никакая сила тебя не убережет.
– Поэтому я и помалкиваю, – согласно кивнул нормандец, крепко обнимая Вию. – Делаю вид, что верю, но в душе смеюсь. Мне жаль запуганный народ, и всегда чешутся руки намять бока фанатикам в монашеских и епископских рясах. Людовик мечтает судить Адальберона, и я приветствую это. Прикажет казнить – обойдемся без палача. Я сам откручу этому святоше голову и брошу ее собакам.
– Можер! Да ведь он архиепископ! – округлила глаза Вия.
– Наплевать мне на это. Голова у попа отрывается так же хорошо, как и у мельника.
– Но суд может и не состояться! Не к добру сел тот ворон на пень и каркнул три раза. А тут еще заноза в пальце у короля… А на руке у него… я видела на ней знак смерти!
– Как ты можешь это видеть? И какой он?
– В виде креста. И линии все обрываются на нем. Я смотрела и чувствовала это! Будто сама смерть дохнула на меня тогда. Я взглянула в лицо короля и увидела…
– Что же ты увидела?
– Мертвеца!
Можер бросил на Вию сердитый взгляд и проворчал:
– Самая подходящая тема для разговора на ложе любви.
– Но что поделаешь, если мне дано видеть то, чего не видят другие? И ведь что я предскажу – всегда сбывалось. Одному странствующему жонглеру, бедному и голодному, я посоветовала подойти к дворцу Лотаря, утверждая, что это принесет ему счастье. Он так и сделал. И король взял его к себе и сделал богатым. А однажды на берегу реки я увидела женщину с ребенком. Глядя на него, я подумала: сейчас он полезет в воду и станет тонуть, но мать бросится и спасет его. Все так и вышло. А ведь я стояла далеко, и им было меня не видно.
– Ты просто колдунья, клянусь шлемом своего прадеда! – со смехом изрек Можер. – От тебя надо либо подальше, либо быть к тебе поближе.
– Лучше последнее, – и Вия впилась поцелуем в губы нормандца. – Ну а помнишь, – сказала она, отстраняясь, – что предсказывала тебе? Любовницу знатного рода. И надолго.
– Похоже, вышло по-твоему?
– А разве нет? Ведь я из Пипинидов.
Подумав немного, Можер проговорил:
– Стало быть, утверждаешь, опасность грозит королю? Тогда пойду скажу ему, – и попытался встать.
– Куда ты? Вот сумасшедший! Ведь темно уж, ночь спустилась. Или завтра не будет дня?
Можер поглядел в окно.
– В самом деле. Что ж, пойду завтра. – И он опять было лег, но снова вскочил: – Что, как король станет разыскивать меня? Или Карл? Не найдут!
Вия, улыбаясь, вновь водворила его на подушки:
– Думаю, они догадаются, где искать.
– А если король позовет тебя? Ведь читаете вы с ним по вечерам Плутарха, Гомера…
– Не позовет. Я сказала ему, что сегодня мне надо быть свободной.
– Хитра же, плутовка, – хмыкнул нормандец, покачав головой и устраиваясь поудобнее. – Теперь скажи, как получилось, что ты затащила меня в постель?
– Ну, это было нетрудно.
– Что же тобой руководило: похоть или любовь?
– А разве я не говорила, что люблю тебя?
– Чёрт возьми, и в самом деле, – пробормотал Можер, почесывая лоб. – Но ведь так не бывает, Вия! Мы знакомы лишь несколько дней…
– Полагаешь, для любви нужны годы?
– Мой отец был знаком с матерью целых три месяца и только потом влюбился.
– А мой пращур Пипин сразу влюбился в Плектруду, едва увидев ее.
– Ты последовала его примеру?
– Я нашла то, что искала. Теперь не выпущу.
– Посадишь в клетку?
– Буду любить так, что сам не захочешь другую.
– А если захочу? – усмехнулся нормандец.
– Тогда убью.
– Кого же, меня или ее?
– Ее. С тобой разве справишься!
– Ну а коли в меня влюбится королева и потащит в постель?
– Здесь нет королев.
Можер вспомнил многообещающий взгляд Эммы во время их разговора.
– А Эмма? Мать Людовика?
– Да ведь она стара! В матери тебе годится.
– По-моему, она еще на что-то годна кроме этого.
– Ах, так! Тогда убью и королеву, если увижу в ней врага.
– Твоего?
– Того, который вредит. Но не мне одной. Всему. Сразу распознаю фальшь.
– Да ты просто фурия! Дай тебе волю – всех отправишь на небеса.
