– Выходит, он такой же, как и все?
– Владеет он лишь громким титулом – король. Вот и все отличие его от других правителей – герцогов и графов.
– Пусть так, но Церковь! – пытался возразить сын Гуго. – Разве она не подчиняется лишь королю? Разве не он руководит ее порядком и очищением?
– Времена Людовика Благочестивого канули в Лету, малыш, – убежденно ответил Ричард. – Нынче монастырем руководит тот, кто его захватил, одним словом, на чьей он земле. И если это земля не короля, то епископ и аббат в подчинении у герцога. Тот – хозяин всех церквей и монастырей, и у него будет просить помощи или совета епископ, а также ему пойдет жаловаться. О короле же никто и не вспомнит.
Роберт задумался, потом подвинулся ближе к брату и негромко проговорил:
– Знаешь, наверное, ты прав. Совсем недавно отец сказал мне, но, заметь, безо всякой радости, что теперь его выберут королем. Я бы даже сказал, что он был опечален этим. А потом он добавил: «Ну разве мне плохо сейчас? К чему мне корона? Будет только давить на голову». Помолчав, еще сказал: «Вон у меня сколько друзей сейчас, и не счесть. А корона – все равно что проклятие: половина разбежится от меня, как от прокаженного. Я был лишь равным среди всех, хоть и старшим; теперь же, когда главнее меня никого нет, от меня отшатнутся, и я останусь один». А потом добавил, что ему нужен союз с горожанами, торговля.
– Твой отец мудрый человек, – покачав головой, сказал на это Ричард, – но кто мог знать, что на пути Людовика вырастет пень? А больше выбрать некого.
– Карл Лотарингский, младший брат… – робко напомнил Роберт.
– А-а, пустая возня, – махнул рукой Ричард. – Слышал я, твой отец вытащил архиепископа из тюрьмы и вернул все, чего тот лишился по воле Каролингов. Теперь он владыка Церкви. Так что же ему – сажать на престол Карла? У твоего отца золото, у Карла – медь; у Гуго уйма родственников, сеть графств, у Карла – клочок земли да горстка друзей; Каролинги несли ему смерть, а герцог дал жизнь. Как бы ты поступил на месте Адальберона? Молчишь? То-то, брат. А знаешь, почему франкская знать – за твоего отца?
– Потому что он богат, – убежденно ответил Роберт.
– Верно, и она рассчитывает на его подачки. Да так и будет. Поэтому он милее, нежели Карл.
– Они еще придрались к его жене. Она дочь простого воина.
– Лишний предлог, – усмехнулся Ричард. Потом, подумав, прибавил: – Если не главный. Но все можно сделать, коли захотеть. Тот же архиепископ мог запросто расторгнуть брак, вот и вся печаль. Опять же, если бы захотел. И Карл пошел бы на это. Корона стоит того, чёрт побери! Как думаешь?
– И я бы развелся, – улыбнулся Роберт. – Думаю, Можер сказал бы так: «Баб на свете много, а королевство одно! Женщину можно бросить, как сбрасывают перчатку с руки; королевствами же разбрасываться может лишь сумасшедший».
– Я вижу, ты кое-чему научился у Можера! – воскликнул Ричард и захохотал. – Мой брат не слишком-то галантен с дамами, бывает вспыльчив, может убить ненароком, но он всегда говорит что думает и не прогибается ни под кого, будь то сам Господь Бог. Речь его и манеры, конечно, грубоваты, но иногда стоит прислушаться к его словам, потому что он никогда не ищет для себя выгоды. Но для того, кто нуждается в чем-либо, в его услугах, например, он готов, подобно одному из Алоидов
[15], забраться на Олимп и как следует потрясти жилище богов и обитель муз, пока все они по просьбе жалобщика не посыплются горохом на землю. Таков наш с тобой брат, Роберт, мне – родной, тебе – троюродный. Он прост, без уверток, и если удостоит кого-нибудь своей дружбой, то, считай, этот человек под крылышком или за пазухой – это уж как тебе угодно – у самого Господа. Лучше друга не бывает! Не рождала еще земля. И я его очень люблю, поверь. А ты?
– Еще бы! – заулыбался Роберт. – Ведь он недавно спас меня от смерти.
И он вновь, как и отцу Ричарда, стал рассказывать историю на заливе.
– Молодец Можер! – вскричал Ричард, стукнув кулаком по столу в конце рассказа. – Ей-богу, я не перестаю восхищаться своим братом! И правильно, что он забросил в реку этого монаха. Жаль только, что не стукнул его кулаком по лысине, глядишь – и монах до конца жизни улыбался бы всем подряд.
И братья дружно рассмеялись.
В это время к ним подошла Аделаида, мать Роберта, месяц спустя – королева Франции.
– Я вижу, братья заболтались, – с улыбкой проговорила она. – Не останови вас, вам не хватит и ночи. Роберт, не пора ли на покой, время позднее, да и не последний день у нас гости, наговоритесь еще.
Пожелав друг другу спокойной ночи, братья разошлись.
Глава 24. Раба любви
Жизнь во дворце в преддверие коронации шла своим чередом. Гуго пока что уехал в Париж. Зачем? Кто знает. Может быть, для того, чтобы отцы города надлежащим образом встретили в скором времени своего властелина, теперь уже короля. Вместе с ним покинули Лан его супруга Адель и Ричард Норманд ский с женой Гуннорой. Однако женщины, посовещавшись, решили через неделю вернуться и дожидаться в Лане своих мужей. Такое решение было связано с заботой о королеве-матери, которая осталась одна.
Придворные, конечно, пока не покидали дворца, но фрейлины уже начинали хмурить лобики, а графы, виконты и весь придворный штат бывшего короля в задумчивости потирали подбородки и скребли в затылках: отбыть ли с новым королем в его столицу или остаться здесь в штате пусть не монарха, но герцогини, хозяйки дворца, и не бедной. Опять же, ее мать – императрица, правда на правах свекрови. Да и привыкли уж тут, сколько лет на одном месте. А что в Париже? Каково будет там? Неизвестно. С жильем – тоже вопрос. Но, с другой стороны, – король! Ну как не быть близ трона, откуда нет-нет да и сыплются подачки и жениха легче найти или невесту?
Времени для раздумий было предостаточно, а в перерывах между размышлениями молодое придворное общество во главе с тремя братьями развлекалось как умело. Устраивали соколиную и псовую охоту; удили рыбу и купались в реке и прудах неподалеку от города; гуляли в парке и на лугах близ городских стен, собирая цветы, гоняясь за бабочками и друг за дружкой. Приглашали жонглеров; смотрели представления бродячих актеров, игравших пьесы Эсхила и Еврипида; читали Апулея и Лукиана; цитировали Платона и восхищались Гомером и, конечно же, устраивали тренировочные бои на мечах, причем в качестве награды победителя ожидали поцелуи присутствующих дам.
Жены обоих герцогов вернулись, как и решили, через неделю и сразу же заняли Эмму разговорами, не давая скучать. Довольно часто все трое, старшей из которых был сорок один год, а младшей тридцать восемь, принимали участие в развлечениях молодежи, в остальное время триумвират уединялся для задушевных бесед.
В своей воспитаннице, как называла Вию королева-мать, Эмма души не чаяла. Часто по вечерам она слушала песни о славных королях Дагобере и Карле Великом, военных походах, победах франков, о природе, нелегкой жизни сервов
[16]. А когда Вия пела о любви, лицо Эммы омрачалось грустью, и она задумчиво глядела вдаль, украдкой бросая на певицу быстрые взгляды и тотчас отводя глаза. То же наблюдалось, когда они вышивали, за обеденным столом, во время прогулок в парке или за чтением книг. Безусловно, Вия замечала эти скользящие взоры и догадывалась, что они в себе таят, но никогда не вызывала Эмму на откровенность. Та же, поймав взгляд воспитанницы, сразу пунцовела, будто застигнутая на месте преступления, и поспешно отводила глаза. С каждым разом такие моменты становились все напряженнее; чувствуя это, Эмма временами порывалась что-то сказать и уже открывала было рот, но всякий раз смыкала уста и молча глядела в сторону, словно передумывала или не находила слов. Грудь ее бурно вздымалась при этом, выдавая волнение, и Вия догадывалась, что между ними назревает серьезный и, вероятно, не совсем приятный для обеих разговор, который Эмма никак не может начать. Она знала, о чем пойдет беседа, и понимала, что очень скоро наступит конец этим мимолетным, безмолвным вопросам глаз и порывам, рвущимся из глубины души. Она ждала этой минуты и была готова к ней. Порой она подумывала, не начать ли самой, ибо стала замечать при встрече с Эммой некоторое ее смущение и напряженность в походке, жестах, речи. Однако решила не торопить событий. Королеве виднее, когда выбрать наилучший момент для объяснений.
