Надо сказать, что их прибытие на борт фрегатов "Де Кронделивде" и "Амстердам-Галей" не вызвало никакого удивления. "Начальству оно, конечно, виднее!" – рассудили капитаны и определили новых членов экипажа на адмиральский корабль. Бен был водворен в лазарет, а Андрей, вместе с младшими офицерами, занял гамак в кубрике на нижней палубе, под капитанской каютой. Собственно, справедливости ради, заметим, что и лазарет располагался на той же палубе, только в противоположном конце, но от кубрика отделялся занавеской из старой парусины. Бен тут же дал понять, что "дохтур" – лицо особенное. И что к нему надо обращаться с должным почтением. Разложив все имевшиеся в наличии инструменты, он устроил ревизию корабельному докторскому инвентарю. Но, поняв, что проку от заржавевших пил и ножей будет мало, свернул все в сверток и бросил на дно сундука. Свой собственный инструмент был на порядок новее, да и состояние у него было не в пример лучше. Не успел Андрей положить плащ – его окликнул вестовой. Адмирал Вильстер вызвал весь офицерский состав двух судов, перед которым держал свою первую речь:
– Господа, я намеренно не собирал вас накануне, ибо экспедиция наша чрезвычайной секретности… Я буду держать в неведении даже дальнейший курс… до тех самых пор, пока…мы не пройдем Ла Манш!
Андрей окинул взглядом всех присутствующих. В капитанской каюте с трудом уместились двадцать человек – тут были все старшие офицеры и мичманы, кроме тех, кто держал вахту. "Неужели и впрямь среди них есть предатель?!" – Андрей еще раз прошелся взглядом по лицам. "Уж точно не по одному десятку лет во флоте. Пороху понюхали! И с Петром Алексеевичем в походы хаживали! И на стены крепостные лазали! Неужто, кто-то продался?! Вот загадка-то!"
Вильстер, тем временем, продолжал:
– С сего часа прошу следовать моим указаниям беспрекословно, так как за малейшее ослушание провинившийся будет караться суровым образом! – В этот момент без всякого почтения к рангам, муха, зудевшая все время у окна, перелетела на стол и, на свою беду, села аккурат на пакет с секретным курсом. Все уставились сначала на нее, а затем на адмирала. Вильстер не стал церемониться с обнаглевшим насекомым, и ударил его своим жезлом, который держал в руках. Удар был точен. Капитан смахнул убитое насекомое со стола и выжидательно посмотрел на адмирала. Тот продолжил:
– Если со мной что-то случится, то капитаны будут руководствоваться этими инструкциями, в которых изложена цель экспедиции! – Вильстер обвел всех присутствующих тяжелым взглядом, уткнув жезл в пакет. Потом пододвинул его к себе, развернулся, и, дохромав до окна, положил документ в стоящую там шкатулку. Только сейчас Андрей разглядел, что адмирал был одноногий.
* * *
Влюбленное сердце не знает преград. После того, как появился Андрей, все детские привязанности вспыхнули у нашей героини с новой силой, только вот к ним прибавилось нечто большее. Дарья не пытала себя расспросами, любовь ли это проснулась в ней или нет. Чувства застилали все, и она, повинуясь им, шла не сопротивлялась. После того, как она покинула Ушакова, звучное название увиденного на карте острова не выходило из головы. «Мадагаскар»! – повторила она вслух уже сидя в карете, высунув голову в окошко и крикнула кучеру:
– В порт!
Памятуя, что мы один раз уже побывали в порту Санкт-Петербурга, вернее в той его части, где проходил таможенный досмотр иноземцев, прибывающих в Россию, нельзя не рассказать о том, что из себя представлял сей порт того времени, раскинувшийся куда шире набережных Адмиралтейства и иных правительственных зданий, построенных по приказу Петра Алексеевича. Деревянные пристани и мостки простирались мили на две вдоль побережья в обе стороны. Самые крупные были ближе к центру города, там же размещались гостиницы и корабельные конторы всех держав, с кем торговала Россия. Около них и оказалась Дарья. Вернее сказать, оказалась карета, которая попросту встала из-за загруженности узкого пространства между тесно стоявшими деревянными конторами и самой береговой линией пристани, заставленной тюками с товаром, лотками торговцев, и прочими портовыми грузами. Дарья, изнывая от нетерпения, выглянула из окна. Внимание ее было привлечено суматохой, поднятой из-за кражи. Она даже не сразу смогла определить какого пола был воришка, за которым гонялись торговцы, так как из одежды он носил (или носила) и женскую душегрейку с юбкой и мужские штаны, проглядывающие сквозь дыры, а на драный женский платок был надет сверху еще и картуз. Началось все с того, как эта особа ловко стянула пару яблок с лотка и дала деру. Но от зоркого глаза соседнего торговца сие преступление не ускользнуло. Через секунду торговый ряд огласили крики свидетеля и вторившего ему потерпевшего. Нищенка метнулась к тюкам, стоявшим у кареты Дарьи. Затем обогнула было саму карету, но там путь ей преградили гвардейцы, следившие за порядком и бежавшие на крик. Беглянка вернулась обратно к краю набережной, но тут был только трап, скинутый с торгового корабля. И как назло, на нем стояли иноземные матросы. Деваться было некуда. Тяжело дыша, девушка глянула на наблюдавшую за ней Дарью, с мгновение поколебалась, затем открыла дверцу кареты и юркнула внутрь. Преследователи, дважды обежали карету, ринулись было на торговое судно. Однако стоявшие там охранники их дальше мостков не пустили. Мало по малу, взгляды гвардейцев и пострадавшего торговца сошлись на карете, стоявшей в эпицентре сего розыска. А посему, один из гвардейцев, хоть и разглядел на двери герб Воронова, но все же решительно отворил ее и спросил:
– Извиняемся! Тут воровку, часом, не видели?
Надо отметить, что нищенка, глянув на ошарашенную ее вторжением Дарью, время даром не теряла – она скинула свои картуз и платок. Затем водрузила на голову лежавшую на сидении Дашину треуголку, укрылась подобранной тут же накидкой и вопрос гвардейца встретила весьма агрессивно:
– Ты куда лезешь, вша срамная?!
Солдат попятился, оторопев от подобного отпора:
– Прости…те, Ваше сиятельство… обознались мы!
Торговец и солдаты бросились вновь на поиски, а нищенка уселась поудобнее напротив Дарьи, извлекла из-под лохмотьев украденные яблоки и, откусив от одного изрядный кусок, второе предложила Вороновой:
– Во, ироды! За яблоко мать родную убьют! – Она вновь глянула на хозяйку кареты и перестала жевать:
– Чё смурная сидишь, ешь!
– Да не до того мне, беда у меня одна приключилась!
Нищенка оскалилась и кивнула с пониманием:
– Беда? Ну, это, значит, ко мне! Я сама – сплошь беда! Хотя, в миру меня Феклой зовут! Сказывай!
Фекла снова откусила от яблока.
Пока карета миновала затор и выехала к корабельным конторам, Дарья уже поведала свою историю новой знакомой. Фекла с пониманием слушала, грызя яблоко. Потом откинулась на сидение и деловито протянула:
– Вот что я думаю… за ним тебе надо плыть! Если любишь! Деньги-то есть?
Дарья взяла заготовленный кулек, куда еще загодя собрала свои перстни и серьги:
– Денег нет, но есть это!
