– Тетя Клара… – он видел нежную улыбку Аарона, на утренней, пустынной улице:
– Наверное, он любил ее, поэтому и поехал в Германию, за ее мужем… – синагогу на Виноградах немцы закрыли, как все остальные, в Праге. На пороге кондитерской, Питер спохватился, что в кармане у него три фунта пособия. Деньги выдавали освободившимся из тюрьмы заключенным. Он аккуратно отложил мелочь, на билет до Мэйфера:
– Пятый по богатству промышленник, в Британии, а костюм сваливается. Впрочем, какая разница? Вряд ли, с войной, найдется время на званые обеды… – завтра Питер намеревался приехать в Сити, как обычно, в семь утра. Он привык выпивать дома только первую чашку кофе. Завтракал Питер в кабинете, с видом на Темзу. В правлении компании была хорошая столовая. Повар жарил бекон, сосиски, и варил кашу:
– Я, пожалуй, сейчас и заночую, у церкви Святой Елены… – зазвенел колокольчик. Питер оказался в теплой, пахнущей миндалем и ванилью, кондитерской.
Выбирая сладости, он думал, что кузен Аарон, судя по всему, останется в Варшаве, пока можно будет вывезти из города хотя бы еще одного еврея:
– Из Праги он утром уехал, когда войска Гитлера туда вошли… – отдав деньги, Питер попросил завернуть и кекс, для чаепития:
– Мишель воевать отправится, а кузен Теодор, наверное, в Америку поедет. Его политика не интересует. Невеста у него, одной ногой в Голливуде. Она очень тетю Ривку напоминает, покойную… – профессор Кардозо, и его семья, пока жили в Маньчжурии. Виллем приезжал в Рим, готовиться к получению сана, а граф Наримуне и его сын обосновались в Швеции:
– Он написал, что мать ребенка умерла, – объяснила мать, – они женаты не были. У японцев такое случается… – Питер вышел из кондитерской с бумажным пакетом:
– Мама внуков ждет, но война на носу. Чемберлену не позволят очередную сделку с Гитлером, хватит Мюнхена. Как сейчас жениться? Хочется, чтобы все по любви случилось… – сверившись с адресом, Питер, отчего-то, перекрестился:
– Генриху сообщили, что Пауль в безопасности… – мать обо всем позаботилась. Питер вспомнил тяжелую, железную дверь подвальной комнате, в Хадамаре, серые, спокойные глаза Генриха, Пауля, сидевшего на сене, в телеге, старую, суконную курточку, пирамидку, что мальчик прижимал к груди. Он постучал в дверь медным, потускневшим молотком.
Ему открыл муж госпожи Майеровой. Питер заметил седину на темных висках:
– Год он в Дахау провел. Генрих мне говорил, перед отъездом, что его, скорее всего, в СС переведут, не дожидаясь двадцати пяти лет. СС будет строить лагеря, в Польше… – Питер разозлился:
– Не будет. Начнется война, мы разобьем Гитлера, и прекратим безумие. Генрих не один в Германии. Здравомыслящих немцев много. Банду Максимилианов и Отто мы отправим на виселицу… – он протянул руку:
– Здравствуйте, я мистер Питер Кроу. Моя мать вас навещала, сегодня… – в переднюю вышла хорошенькая женщина, лет тридцати, в фартуке, запахло обедом. Мурлыкал кот, из гостиной доносились детские голоса. Мистер Майер пожал ему руку:
– Конечно, конечно. Леди Кроу говорила, рассказывала… – миссис Майер, ахнув, уронила полотенце:
– Мистер Кроу, обед, обед… – Питер замер.
Пауль вырос.
Он улыбался, прижавшись светловолосой головой к переднику матери. Кот выглянул в дверь. Девчонки лет пяти, робко смотрели на пакет в руках Питера.
Пауль обернулся к сестрам:
– Это… Петер… – оторвавшись от Клары, он взял Питера за руку:
– Пойдем… Я тебе все покажу… – Питер обнял ребенка, слыша, как бьется его сердце:
– Я дома… – шепнул Пауль ему на ухо, – у меня есть мама, папа, Адель и Сабина… И Томас… – кот потерся о ногу Питера. Девчонки подергали его за полу пиджака: «А что вы принесли, дядя?»
– Питер… – он раскрыл объятья, удерживая всех троих:
– Принес кое-что, к чаю… – Питер поднял глаза. Он увидел, что Майеры держатся за руки. Клара отвернулась, быстро вытирая глаза передником:
– Мистер Кроу… – всхлипнула женщина, – мы не знаем, как… Вы, и рав Горовиц… Благодаря вам… – Питер покачал головой:
– Просто наш долг, миссис Майер. Где у вас можно вымыть руки? – Пауль гордо ответил: «Я… покажу…»
– Все вместе покажем! – потребовали девочки. Отдав Майерам сверток с подарками, Питер пошел, с детьми в крохотную ванную.
Мэйфер
Питер остановился у ограды парка на Ганновер-сквер, посмотрев на особняк его светлости. Вечер был ранним, фонари пока не зажигали. Матери и няни расходились по домам, провожая детей. Он думал, что увидит кузину Тони, но в парке ее не было. Питер заметил, что шторы в гостиной первого этажа дома Холландов задернуты.
Мать сказала, что дядя Джон, постепенно угасает. Мать, отвернувшись, нарочито долго разминала сигарету. Питер ничего не стал говорить:
– Не надо, – сказал себе мужчина, – маме тяжело. Они, должно быть, с дядей Джоном, встречались… – Питер шел домой, среди вечерней толпы, думая, что мать овдовела в двадцать пять лет, когда он сам и не родился:
– Дядя Джон тогда был женат, и дядя Джованни тоже. Потом они вдовцами остались, Ворон с леди Джоанной пропали… – выходя из метро, Питер купил The Times. Заседание парламента пока не началось. Он просмотрел газету, с папиросой и чашкой кофе, в кондитерской на Брук-стрит, за углом особняка дяди Джованни. Сюда они бегали детьми, с Маленьким Джоном, Стивеном Кроу и Лаурой. Питер бросил взгляд на сладости, в витрине:
– Сегодня в меня больше ничего не влезет… – у Майеров он, отлично пообедал, вспоминая Чехию. Миссис Майер приготовила грибной суп, и говядину в сливках, с кнедликами. Они выпили чай, с кексом. Питер подмигнул Майерам:
– Отдохните, мы на карусели сходим… – девочки и Пауль убежали одеваться:
– Он очень вырос, – ласково сказал Питер, – я его в первый раз увидел, когда ему восемь исполнилось. Он тогда пятилетним выглядел. А сейчас ему одиннадцать, он читать научился, писать… – Людвиг сказал, что Пауля берут подручным, на верфи, по его просьбе:
– Мы сами с ним будем заниматься… – взрослые сидели за кофе и сигаретами, – в обычную школу подобных детей не принимают… – Клара, тихонько, вздохнула:
– Может быть, если я в театр вернусь, то и Пауля удастся рабочим устроить. Столяром, плотником… – девочки шли в подготовительный класс школы, где, с понедельника, начинала преподавать Клара. Майеры говорили с Питером на английском языке, неуверенном, с акцентом. Людвиг улыбнулся:
– Мы старались, в Ньюкасле. Думаю, через несколько лет мы начнем свободно объясняться. Детям легче, конечно… – в Хэмпстедском парке Питер купил ребятишкам мороженое. Они катались на качелях, девочки бегали наперегонки. Пауль сидел, прижавшись к боку Питера, держа мужчину за руку. Мальчик не расставался с детской книгой, в потрепанной обложке. Питер заглянул через плечо ребенку. Он вспомнил это издание.
