Сильные пальцы растирали Ганелону грудь, живот, ноги. Боль медленно отступала, и белый рыцарь в небе уже торжествующе заносил копье над поверженным противником. Безумная мысль на мгновенье обожгла Ганелона: вскочить, нагнать Амансульту, схватить ее за руку, закричать, повергнуть в траву, сорвать платье с трепещущего тела и, удерживая левой рукой, правой с маху ударить кинжалом в дьявольскую отметину под ее левой грудью!
«Ты все теперь забудешь, брат Ганелон, – доносился до него голос. – Ты будешь предавать многих, и многие тебя будут предавать. Отныне твоя жизнь посвящена Делу. Ты увидишь ужасный большой мир. Ты много раз погибнешь. Ты будешь одинок, и ты отречешься от мира, как он отрекся от тебя. Мир будет терзать тебя, но тебя ждет спасение».
– Уйди, уйди! Чур меня, чур!
Белый рыцарь в небе, победив, торжествующе удалялся в сторону юга.
На Ганелона смотрели круглые, зеленые, близко сведенные к переносице глаза брата Одо. Пахло травой и жаркой тоской. Звенели цикады. Стояла ночь. Звезды раскинулись над невидимой горой, как шатер паладина. Ганелон вдохнул горный воздух и мучительно улыбнулся брату Одо.
Не зажигай на востоке огня,
пусть не уходит мой друг от меня,
пусть часовой дожидается дня…
Когда-то Ганелон слышал такую альбу.
Он даже помнил слова, которыми она заканчивалась:
Боже, как быстро приходит рассвет!
Как быстро! Действительно, как быстро! Будто во сне в одно мгновение пролетели перед ним смутные видения. Он увидел черный дым костра, на котором богохульник барон Теодульф сжег на его глазах катара-тряпичника, и ужасное лицо своей несчастной матери, убитой черной оспой, и безумный крик отца, в собственном доме сожженного бароном Теодульфом.
Он собрал силы и сел. Не было больше стонов и криков, ниоткуда не несло сладковатым дымом, не скрежетало безумное чрево земли, не визжал тряпичник: «Сын погибели!» Зато на Ганелона смотрели внимательные глаза брата Одо.
– Ты слышал меня, тайный брат?
– Да, – еле слышно выдавил Ганелон.
– Называй меня отныне братом. Запомни! Называй меня братом Одо. Я посвятил свою жизнь Господу, и отныне мы братья. Запомни! Отныне ты мой брат, Ганелон. Ты призван.
– Да, брат Одо.
Ганелону стало легко.
Он даже сумел улыбнуться.
– Что ты видел сейчас? Что ты слышал и запомнил? – спросил брат Одо, дыша на Ганелона чесноком. В его зеленых глазах таилось великое любопытство.
– Помню рыцарей в небе. Черного и белого. Они боролись.
– Скажи мне, кто победил?
– Белый рыцарь с крестом, нашитым на плечо плаща.
– Так и должно было случиться. Это знак. Ты избран, брат Ганелон.
И жадно спросил:
– Что ты еще помнишь?
– Помню госпожу. Я шел за нею, как ты сказал. Потом я ее потерял. Она легла в траву, я думал, она уснула. Но она исчезла. Наверное, опустила запрудный щит, и водоем доверху наполнился водой. Сама земля стонала от тяжести скопившейся воды. Я подумал, что это сами горы пришли в движение, и впал в бесчувствие.
– Говорю тебе, ты избран, брат Ганелон! Что ты еще помнишь?
– Помню холодные пальцы. И голос.
– Что он произносил, этот голос?
– Он повторял: бедный Муньо, бедный Монашек…
– Это был голос твоей госпожи?
– Не знаю.
– Но он походил на ее голос?
– Разве она бросила бы меня умирать?
Брат Одо торжествующе засмеялся:
– Ты избран, брат Ганелон. Ты избран.
Ганелон не ответил. Он шарил рукой в траве.
– Ты что-то ищешь?
– Не знаю. Чужие пальцы. Они были холодные. Может, госпожа увидела меня и хотела помочь.
– Нет, брат Ганелон. У твоей госпожи не было таких мыслей. Она всегда холодна, как ледяная фигура. Твоя госпожа не хотела тебе помочь, даже напротив, она специально оставила тебя без помощи. Она думала, что ты умрешь, Ганелон. Приступ твоей болезни был очень сильный, твоя госпожа решила, что ты непременно умрешь и этим будешь наказан. Она была здесь, она видела тебя, но не захотела тебе помочь.
Рука Ганелона наткнулась в траве на что-то твердое.
Он поднял руку и увидел обломок плоской костяной пластинки.
Наверное, это была слоновая кость. Она потемнела от времени, но при желании на ней еще можно было различить след прихотливого узора.
– Твоя госпожа предала тебя, брат Ганелон. Она решила, что ты все равно умрешь. Это для нее явился в небе черный рыцарь. Она думала, он победит. Но знак подан, Ганелон. Ты призван!
Брат Одо осторожно взял из рук Ганелона костяную пластинку и понюхал ее:
– Это слоновая кость. Видишь, она потемнела от времени, но на сломе осталась совсем белой. Даже очень белой. Значит, пластинка сломалась недавно. Скорее всего, совсем недавно эта пластинка украшала переплет какой-то богатой старинной книги. Ты когда-нибудь видел старинные книги в руках твоей госпожи?
– Много раз.
– Здесь много пещер… – задумчиво оглянулся брат Одо. – Когда-то много десятков лет назад в этих местах стоял замок очень богатого монсеньора. Его звали Торкват. Он был очень богат и очень умен. Возможно, что неизвестная нам книга принадлежала Торквату. Твоя госпожа очень смела. – Брат Одо неодобрительно потряс головой, будто отгоняя от себя странное видение. – Она читает тайные книги. Но твоей госпоже, брат Ганелон, угрожает большая опасность, твоя госпожа стоит на неверном пути. Отныне, брат Ганелон, ты должен превратиться в тень своей госпожи. Никто не знает, где и когда может оступиться душа живая, но такое может случиться.
– Наверное, – кивнул Ганелон.
Его мышцы снова болели, но, собрав силы, он спросил:
– О какой книге ты говоришь, брат Одо?
– О старинной, – охотно объяснил брат Одо. – Наверное, это богатая и старинная книга. Существуют такие очень старинные книги, брат Ганелон, некоторые из них даже написаны не человеком. – И жестом показал: – Вставай, брат, нам надо спуститься вниз. Тебе надо набраться сил, брат Ганелон. С этого дня будь внимателен. Душа твоей госпожи в опасности.
И быстро спросил:
– Ты слышал что-нибудь про клад Торквата? Говорили когда-нибудь при тебе про клад Торквата? Торкват был богат – много золота, много умных книг. Он знал так много, что однажды его насильственно умертвили. Так сделали варвары, которых он пытался наставить и многому научил. С тех самых пор никто ничего не знает о судьбе его великих сокровищ.
Ганелон кивнул.
Он слышал о кладе Торквата.
