Брат Одо опять улыбнулся, и лицо, густо побитое оспой, просветлело.
– Понимаешь, есть вещи, о которых совсем не следует помнить, да, Ганелон?
И произнес: «Абсит!»
Ганелон кивнул.
– Господь милостив, – сказал брат Одо, начиная обдирать гуся. – Садись рядом. Ты умеешь разжигать огонь?
Ганелон кивнул.
– Так разожги огонь. Этот гусь – господень. Раз он шел мне в руки, значит, его подталкивал Господь. Ты готов разделить со мной трапезу?
Ганелон кивнул. Брат Одо не походил на монахов из монастыря Барре, и он не походил на ученого клирика. Он был ловок и подвижен, все в нем горело. Он ловко и быстро управился с украденным гусем и нанизал его на вертел. И место брат Одо выбрал удобное – на берегу речки под известняковыми обрывами. Разведенный здесь огонь нельзя было увидеть ни из замка, ни из деревни.
Гусь оказался вкусным.
– Я знаю, ты не раз дерзил своей госпоже, Ганелон, – весело сказал брат Одо, запивая гуся красным, хорошо разведенным вином. Фляжку с вином он держал при этом перед собой двумя руками. – Я знаю, что ты в ссоре со всем миром. У тебя нет друзей. Тебя часто дразнят Моньо, монашком, за твою доверчивость и чистую кротость. Я знаю, что Гийом-мельник часто наказывал тебя розгами и запирал на ночь в позорном помещении. Ученый клирик и сейчас стегает тебя розгами по плечам, и ты не очень часто посещаешь мессу и не всегда держишь себя скромно. Это так?
Ганелон печально вздохнул.
– Но ты много читаешь, Ганелон, я и это знаю. Ты постоянно перечитываешь Писание. Когда можешь, ты посещаешь службы и умеешь одолевать лень. Ты искренне раскаиваешься в проступках. Ты беден и лишен родительской ласки. У тебя косит левый глаз, Ганелон, и ты правда беден. Но ты же знаешь, ты уже должен это знать – Господь избрал бедняков богатых верою. Ты ведь знаешь об этом?
Ганелон печально кивнул.
– Я знаю, ты донашиваешь чужие обноски. Куски большого пирога, запеченного в оловянном блюде, как правило, не доходят до тебя. Бывало, ты воровал сыр из мышеловок Гийома-мельника. – Брат Одо прутиком быстро начертал на песке таинственный знак. – Я чувствую, ты созрел, ты готов к подвигу. Тебя мучают видения. Тебя влекут звуки невидимых горнов и труб, голоса невидимых небесных труверов. Ты уже не раз видел в своих видениях деву Марию. – Ббрат Одо истово перекрестился. – И ты видел в своих видениях святого Петра. Он был одет в простую рубашку с продраными рукавами. Ведь так? Не стесняйся меня. Такие видения должны радовать, они – вышний знак, Ганелон. Скоро ты будешь кем-то, а не просто робким мальчишкой из деревни, призванным госпожой для услуг. У тебя, конечно, грязные ногти, и госпожа смотрит на тебя с отвращением, но ведь тебе нравится госпожа? Разве не так?
Ганелон печально кивнул.
– Ты знаешь, кто такой дьявол?
– О да, – печально кивнул Ганелон. – Он враг миропорядка.
– Как верно сказано. – Брат Одо перекрестился. – У каждого свое дело, каждый призван к делу, что ниспослано свыше. Простолюдин и виллан трудятся, священник молится, учит и наставляет, благородный рыцарь оберегает страну. Без божьих законов нельзя жить пристойно. Только животные обходятся без латыни и священного Писания. Мудрость наша через Откровение божье. Мудрость, Ганелон, это то, что Иисус открыл людям о Боге. Сам апостол Пётр основал римскую общину и был первым ее апостолом. Римская церковь – главная во всей Вселенной. Земля Рима густо пропитана кровью мучеников, среди них Пётр и Павел. Мы должны хранить завещанный ими порядок. Мир должен быть осиян. Еретики, столь расплодившиеся в Лангедоке, порождают ложные мысли и ложное отношение к вещам.
Брат Одо улыбнулся:
– Я вижу, ты понимаешь мои слова.
Ганелон кивнул.
– Жирные паштеты, сладкие пироги, крупитчатый хлеб, – продолжал брат Одо, с удовольствием обгладывая крыло гуся. – Тебе хочется полежать в душистой летней траве, а тебя гонят переносить тяжелые мешки или убирать навоз из грязного коровника. Тебе хочется съесть кусок вкусного окорока. – Ббрат Одо вытер ладонью испачканную гусиным жиром рябую щеку. – А тебе дают сухую кукурузную лепешку. Люди темны, Ганелон. Даже священное Писание они усваивают не по тексту, а из слов ученого клирика. Их слова – слова Бога, но их дела – дела дьявола. Не всегда, но часто. Зато ты, Ганелон, как я узнал, хорошо разбираешь латынь и умеешь объясниться с сарацином и с греком. – Брат Одо произнес – с грифоном. – Это особый дар, Ганелон. Я чувствую, в тебе есть способность видеть тайное, скрытое от глаз. В тебе есть вера. Борьба града небесного и града земного – вот благодать верующего. Считай, Ганелон, что ты уже на пути к спасению.
Он замолчал.
Ганелон терпеливо ждал.
– Твоя госпожа из замка очень мила. Но она строга, ее зовут Амансульта. Вы прозвали ее Кастеллоза. – Глаза брата Одо совсем округлились и совсем сошлись к переносице. – Твоя госпожа много знает. Она молода, но много знает. У нее в замке бывают странные люди. Например, совсем недавно у нее был один необычный старик, я знаю. Он носит красную шапку и очень длинный волочащийся по земле плащ. Зачем он приходил, Ганелон?
Ганелон пожал плечами.
– Известно, граф Раймонд Тулузский покровительствует таким необычным людям. Известно, он дружит с твоей госпожой. Это гордыня, Ганелон, хотеть знать больше, чем тебе предписано церковью. Гордыней, Ганелон, как правило, бывают обуреваемы люди, в душе осознанно предающиеся дьяволу. Именно они дерзают сравниться с Богом. Но пока они тщетно стараются выковать в кузнице дьявольской самую наираспрекраснейшую вещь в мире, Ганелон, Господь великий одним движением обращает паука в солнце. Тогда испуганный дьявол делает так, что искаженное похотью лицо становится похожим на морду животного. Ты ведь видел такие лица?
Брат Одо шумно отрыгнул. Он, наконец, наелся.
– Необычные и необыкновенные люди, Ганелон, очень часто обуяны гордыней. Твоя госпожа тоже такой необычный и необыкновенный человек. Она бежит людей, искренне посвятивших себя Богу. Она умеет объясниться с пленным сарацином, она изучала риторику в монастыре Барре, она знает философию, она держала в руках старинные инкунабулы, каких нет даже в Латеранской библиотеке. – Голос брата Одо стал вкрадчивым: – Но это дьявольская гордыня, Ганелон! Никогда не торопись устремляться на прекрасное. Беги прекрасного, неважно, в каком облике оно предстанет перед тобой. Прекрасное это тень, подобие тени, а стремиться надо к тому, что само по себе отбрасывает тень. Ты понимаешь?
Ганелон смиренно кивнул.
Он был смущен. Его охватило смятение.
Никто никогда не разговаривал с ним так открыто и просто.
Он верил брату Одо. Ему хотелось верить брату Одо, как всегда хочется верить человеку, с которым ты только что разделил трапезу. Пусть даже этой трапезой был всего только краденый гусь. Ему хотелось и дальше говорить с братом Одо. Ему было о чем рассказать брату Одо. По неизреченной своей милости Господь, при известных немощах, наделил Ганелона острым зрением и острым слухом. Он не раз слышал из-за приоткрытых дверей залы, освещенной факелами, негромкие голоса госпожи и монаха Викентия из Барре. Странные пугающие голоса. Не всегда можно было понять, о чем они говорили. Но Ганелон все помнил.
