С моей стороны это была очень удачная мысль; она пришла мне в голову еще в хайдарабадском караван-сарае, где я собрал в тугой сверток разные старые бумаги, засунул его в пакет и запечатал собственной печатью, размеру и красоте которой позавидовала бы любая царствующая особа. Клянусь Аллахом! Они поверили каждому моему слову и, простецы, стали относиться ко мне как к старому знакомому. Они даже начали выспрашивать у меня, не собираются ли холькар и пешва объединиться, чтобы прогнать англичан, но я отвечал уклончиво и глубокомысленно, давая, впрочем, понять, что два великих владыки имеют в виду такую возможность. Чтобы уйти от этой деликатной темы, я вновь принялся восхвалять щедрость пешвы Баджи Рао, да так усердно, что чуть не захлебнулся в фонтане собственной лжи. «Видите ли вы этого прекрасного коня? – вопросил я. – Так вот, это подарок самого пешвы вашему скромному слуге!» Все они тут же согласились, что такое благородное животное достойно как дарителя, так и его нового хозяина, то есть меня. Наслушавшись вдоволь моих россказней, они сообщили, что завтра хотели бы проехать не менее восьми коссов, и улеглись спать, оставив двух своих товарищей охранять наше имущество и пребывая при этом в полной уверенности, что отходят ко сну в компании двух очень высокопоставленных господ.
Прежде чем лечь спать, я отослал Джангли передать Моти полученные нами сведения. Говорил я при этом с ним на рамаси.
– Странный какой язык! – удивился джемадар гонцов. – Впервые слышу!
– Это язык телугу, – отвечал я непринужденно. – Два года назад я купил этого парня по дешевке в Хайдарабаде; он понимает мой язык хинди, хотя говорить сам так и не научился.
Возможно, мое поведение было не совсем благоразумно, однако я проделал все с таким невинным видом, словно приказал слуге выполнить какое-то мелкое поручение, не более. Кстати, я и впрямь велел ему обязательно купить по дороге обратно немного табаку и передать мне его так, чтобы это видели все.
Джангли вернулся очень быстро. Он сказал, что все готово и что отряд лучших наших людей отправится завтра в путь еще затемно, чтобы идти перед нашим отрядом, а остальные последуют вслед за нами.
Я остался весьма доволен тем, как складываются дела, и был готов поспорить с кем угодно на все свое состояние, что смогу уничтожить гонцов самое позднее через три дня. Мы вышли в путь утром и в течение двух последующих дней не видели никого из наших людей. Впрочем, я не сомневался, что они появятся вовремя и не вызовут подозрений у наших жертв.
На четвертый день похода мы завидели своих товарищей: мы обогнали их, и я, нарочно приотстав немного, узнал у них, что остальные люди из нашего передового отряда опережают нас на один переход и присоединятся к нам частями сегодня и завтра.
Все шло как надо. В следующей деревне, где мы сделали привал, к нам присоединилось четверо – те самые, которых мы опередили по дороге. Теперь нас было девять, а гонцов – восемь, и я стал прикидывать, нельзя ли уже прямо сейчас убить их, неожиданно напав на наши жертвы при первой возможности. Впрочем, это было крайне опасно, поскольку гонцы были сильнее и крепче, чем мы, несомненно лучше нас умели обращаться с оружием и при этом все время были настороже.
Назавтра к нам присоединились остальные наши люди, причем мне с большим трудом удалось уговорить гонцов дозволить им идти дальше с нашим караваном. Руккеры заявили, что брать попутчиков – против их правил и если их хозяева узнают об этом, то они лишат их, бедных гонцов, своего доверия и работы.
– Вот что я хочу вам сказать, – предупредил меня джемадар гонцов, имя которого было Бхим Сингх. – Вы – уважаемые, надежные люди, вы состоите на службе у высокородного холькара Синьдия, и я не сомневаюсь, что с вашей помощью мы сможем путешествовать через его страну так спокойно, словно нас охраняет отряд всадников. Все же ради всех нас не слушайте больше жалобные истории других путников, которые хотят набиться к нам в компанию. Поверьте моему опыту: им нельзя доверять, и в будущем, когда вам придется когда-нибудь вновь отправиться в путь, избегайте иметь дело со случайными попутчиками – толку от них никакого, а вреда может быть много.
Я пообещал последовать его совету. Было совершенно ясно, что гонцы не допустят более ни одного человека в наш караван и что моя попытка настоять на обратном приведет лишь к ссоре, в результате которой гонцы откажутся ехать с нами.
Раз так, решил я, то придется попробовать совершить задуманное теми силами, что были в наличии. Гонцов было восемь, нас – двенадцать человек, хотя в схватке от мальчишки Джангли было бы мало толку и его можно было не принимать в расчет. В то же время другие одиннадцать человек были лучшими из лучших, превосходными душителями, и отлично умели обращаться с оружием.
Необходимо было посоветоваться и окончательно все решить. Во время привала мы собрались на просяном поле и обсудили свои дальнейшие действия. Пир Хан предложил послать гонца к Моти сказать ему, чтобы он вместе с нашими товарищами прошел бы этой ночью мимо нашего ночлега не останавливаясь и встретил бы нас на следующий день утром на дороге. Как только наш караван поравнялся бы с ними, я должен был подать сигнал к нападению.
План показался мне очень удачным, однако, подумав немного, я отказался от него. Напасть большой группой на восемь человек было бы не слишком сложным делом, и в успехе сомневаться тогда бы не приходилось, но все же я сказал Пир Хану:
– Нет, Пир Хан! Мы все молоды, и слава очень важна для нас. Да, мы можем убить этих людей, действуя всем отрядом, и если добыча будет хороша, то нас, конечно, похвалят, однако подумай о славе! Предлагаю рискнуть и напасть, не дожидаясь остальных. Коли мы добьемся успеха, то каждый тхаг Хиндустана воскликнет тогда: «Вах! Шабаш! Отлично!». Скажу тебе – доброе, славное имя стоит дороже любых сокровищ, а если же судьбой нам предначертано умереть, то никакой Моти нам не поможет. Кроме того, с ним остались в основном могильщики и разведчики, не лучшие среди нас, и большого проку я все равно от них не вижу. Так что же? Рискнем?
К моей радости, никто не проявил ни малейших колебаний, и все как один поклялись пойти со мной даже на смерть.
– В таком случае, – сказал я, – удостоверьтесь, что ваши сабли легко выходят из ножен, и пусть каждый держится рядом со своей жертвой, со стороны ее левой руки, так, чтобы успеть нанести неожиданный и сокрушительный удар. Я уверен в победе.
Этот вечер мы провели вместе с гонцами, распевая песни под звуки ситара, на котором очень хорошо играл джемадар Бхим Сингх, и улеглись спать довольно поздно, преисполненные надежды на завтра.
Утром нам пришлось дождаться восхода солнца и только тогда тронуться в путь, поскольку гонцы никогда не путешествуют иначе как ясным днем, чтобы не дать разбойникам подобраться к ним под прикрытием ночной мглы.
К моему крайнему и весьма неприятному удивлению, двое гонцов уселись на верблюда, говоря, что побили и натерли ноги и не могут идти дальше пешком. Это меня очень обеспокоило, поскольку, решил я, они все-таки заподозрили нас, а ведь все деньги, надо сказать, были навьючены именно на эту скотину. Все же я не подал виду, решив, что если замечу хоть малейшую попытку со стороны этих двоих скрыться от нас на верблюде, то тут же подрежу жилы этой твари. Замечу, что верблюд обладал редкой прытью: накануне, желая похвастать, гонцы пустили его вскачь, и он помчался так резво, что за ним не угналась бы никакая лошадь.
