– Никак не ожидал вас тут увидеть, – сказал мистер Митчелл.
– Я, наверное, зачиталась, – сказала я, оглядываясь по сторонам: в зале уже никого не было, а за окнами стемнело.
– Любите книги?
– Да, мне не хватало их, поэтому я решила зайти сюда.
– Вы пришли одна?
– Да, Джон в больнице.
Отец мужа покачал головой и недовольно посмотрел на меня.
– Джону следовало бы лучше заботиться о вас и вашей репутации. Мы живем недалеко от вас, и нам постоянно задают вопросы о вас. Возможно, вам с Джоном следовало бы чаще являться на приемы и заходить к нам.
Я не совсем поняла, что он имеет в виду, поэтому ничего не ответила.
– Позвольте я подвезу вас домой, – предложил он.
Я согласилась и последовала за ним к выходу из библиотеки.
Блестящая машина семейства Митчелл уже ждала нас у входа.
Мы сели в автомобиль, и отец Джона назвал наш точный адрес. Я и не думала, что родители моего мужа так приста льно следят за нашей с ним жизнью.
– Вам нравится в Америке? – спросил меня мистер Митчелл.
– Мне нравится, – просто ответила я.
Какое-то время мы ехали молча. Наконец мой свекор сказал:
– Я давно хотел поговорить с вами наедине, без посторонних. Не думайте, что мы с женой относимся к вам враждебно. Джон, судя по всему, счастлив с вами, и мы рады за него. Но подумайте сами: наш сын женится на девушке, о которой никто ничего не знает, весь город полон слухов, а мы даже ничего ответить не можем.
– Для меня это новость, – сказала я, имея в виду то, что весь город, оказывается, сплетничал о нас.
– Мало того, я пробовал сам разузнать о вас что-либо, но это ни к чему не привело.
Я испугалась, – если он начнет узнавать обо мне, то, возможно, однажды действительно найдет какую-либо информацию.
– Наша семья считалась одной из самых уважаемых в Ричмонде, а теперь она стала самой обсуждаемой. Я прошу вас положить этому конец, – сказал, вернее, судя по тону, приказал мистер Митчелл.
Автомобиль уже стоял перед нашим с Джоном домом.
– Что вы хотите от меня? – спросила я напрямик.
– Мы хотим устроить прием в вашу с Джоном честь. Будут приглашены лучшие люди Америки, возможно, гости из-за границы. Мы бы смогли вас представить всем, и слухи понемногу бы затихли. Вы ведь живете как отшельники. Почти ни с кем не общаетесь. Это неправильно.
Мысль о приеме, куда придет столько неизвестных мне людей, напугала меня. Я не знала, кто они, и не представляла, что может случиться, если я появлюсь там. Если у Энтони и тут есть свои агенты (а я знала, что он жил в Америке), то они могли слышать обо мне. Может, вероятность этого и была мала, но меня она испугала.
– Я поговорю с Джоном об этом, – сказала я и выскочила из машины, даже не попрощавшись.
Быстрым шагом я подошла к дому и вошла в холл. Джон уже ждал меня.
– Я видел, ты приехала с моим отцом. Что он хотел? – спросил меня Джон, помогая снять верхнюю одежду.
– Он хочет, чтобы мы присутствовали на каком-то грандиозном приеме, – ответила я.
– Зачем?
– Чтобы твои родители могли представить меня всем, и слухи о нас поутихли бы. Оказывается, твоя семья самая обсуждаемая в городе, и все из-за меня.
Джон усмехнулся:
– Я знаю.
– Ты знал? Но почему ничего не говорил? – удивившись, спросила я.
– Потому что мне все равно, что про нас говорят. Они просто завидуют, что у меня такая красивая жена, – сказал Джон, обняв меня и поцеловав в кончик носа.
– Значит, на прием мы не пойдем? – спросила я.
– Нет. К тому же скоро всем станет не до нас и не до приема, – вздохнув, ответил Джон.
– О чем ты?
– Ты читаешь газеты?
– Да, иногда, – ответила я, краснея. Последний раз я держала газету в руках довольно давно.
– Тогда начни читать их чаще, – сказал Джон и, обняв меня за талию, повел в столовую, где нас уже ждал ужин.
* * *
Вскоре о нас с Джоном действительно все забыли: убийство эрцгерцога в Сараево 28 июня 1914 года положило начало тяжелому времени. Никто не ожидал, что начавшийся конфликт перерастет в страшную бойню, куда окажется втянут практически весь мир. Уже через два месяца после этой даты моя страна – Великобритания – объявила войну Германии.
Обо всем я узнавала из газет – я просила слуг покупать их как можно чаще. Каждое утро я просыпалась в страхе за свою семью и с ужасом ложилась спать, думая о том, что, возможно, для кого-то из дорогих мне людей этот день может стать последним. Если бы до этого меня не поглотили мои проблемы, то, может, я была бы больше осведомлена о том, что война неизбежна. Тогда же эта новость сразила меня. О войне я знала только из книг и учебников и понятия не имела, что это такое на самом деле. Я пыталась говорить с Джоном на эту тему, но он, видя мой перепуганный вид, пытался утешить меня и говорил, что у Англии нет повода для беспокойства и война скоро закончится, не успев начаться.
Первые месяцы Марк продолжал писать мне. Он, как и Джон, говорил, что я попусту терзаю себя. Но мне казалось, что в его письмах чувствовался страх.
Последнее письмо от Марка (совсем короткое и, судя по всему, написанное второпях) я получила в октябре. Брат написал, что Артур вернулся в Лондон, и они оба вскоре присоединятся к английской армии. Марк еще точно не знал, куда их отправят, но был готов ко всему. Брат шел на войну не воевать, а лечить, он был уверен в своих силах. Также упомянул, что отец рвался на фронт, но его не взяли, поэтому мне тем более не следует беспокоиться о родителях. Помню, я ходила сама не своя от мысли, что оба моих брата отправлялись на войну, а жизнь родителей может быть под угрозой, в то время как я сижу далеко за океаном и попиваю чай в своем красивом доме.
Я надеялась, что еще получу от брата письмо, но, не дождавшись ответа, в один из вечеров решила поговорить с Джоном.
После ужина, как только он отложил вилку с ножом, сказала:
– Я хочу уехать.
– Куда? – удивившись, спросил Джон.
– Домой. Я давно не видела родителей и очень беспокоюсь за них.
– Ты в своем уме? – в ужасе посмотрел на меня Джон. – Сейчас же война!
– Поэтому я и решила, что это наилучшее время для поездки. Не думаю, что кто-то ищет меня. Сейчас всем явно не до меня.
– Софи! Ты что, не понимаешь? Там сейчас война! Там опасно находиться. Я понимаю, что ты беспокоишься за родных, но ты не сможешь им ничем помочь, – ответил Джон.
– Но я не могу сидеть тут, ничего не делая, в то время как там идет война, – сказала я.
