И тут Электра потеряла терпение:
– О, ради всего святого, милорд! Помогите мне сесть в седло! Мы вместе объясним вашему деду, что к чему…
Глава 27
Баттон откашлялся:
– Ну что ж, парень… во дворце у тебя начнется новая, прекрасная жизнь. И это великолепная возможность для тебя!
Кабо с минуту помолчал, глубоко дыша и ожидая, пока острая боль в сердце не притупится. Загвоздка была в том, что, казалось, этого никогда не произойдет…
Баттон стоял в дверях спальни Кабо. Одной рукой он небрежно опирался на косяк, а в другой держал вешалку с новенькими, только что сшитыми галстуками из первосортного переливающегося шелка – свой прощальный подарок.
Разумеется, он не мог позволить себе переступить порог.
А Кабо продолжал методично собирать свои вещи. После всех этих лет, прожитых с Лементером, он стал обладателем множества великолепных костюмов, которые надлежало упаковать с величайшей аккуратностью. Каждый слой тонкого батиста или шелка следовало переложить слоем льняной ткани… Это была ответственная работа, и Кабо делал ее, по своему обыкновению, тщательно. Такое внимание к мельчайшим деталям помогало отвлечься от изнуряющей душу боли…
Вот только это средство отчего-то совсем не помогало.
Наконец он повернулся к Баттону и спокойно взглянул ему в глаза:
– Я скоро все закончу. Если соблаговолите подождать, то потом я принесу вам чай.
Баттон беспечно махнул рукой и улыбнулся:
– Чепуха! Я прожил долгую жизнь и почти всю жизнь сам себе заваривал чай. Думаю, навыка я не утратил.
Очередной намек на разницу в возрасте… Возможно, Баттон и не осознавал глубинного смысла своих слов, а может быть, они вошли в привычку как средство удерживать Кабо на расстоянии, напоминая ему… и самому себе о пропасти, их разделяющей.
Этого Кабо никогда не понимал, потому что ощущал себя лет на сто старше своего беспечного, игривого и экстравагантного хозяина. Он ощущал это еще много лет назад, когда был много моложе, а Баттон принял на себя роль его учителя. Чувствовал он это и теперь, когда сам стал мастером, равным самому Баттону, возможно, не таким эксцентричным, но все же…
Но все оказалось тщетно. Втуне пропали все его усилия стать блестящим мастером своего дела, тем самым разуверив Баттона в непреодолимости разделявшей их пропасти!
И вот он достиг вершин профессионального успеха. Его призвали на службу к самому принцу-регенту, чтобы посредством его искусства облачить монарха в достойные одеяния и отныне одевать лишь одного-единственного человека.
А Баттон никогда более не позволит ему приготовить для него чай…
Кабо вернулся к дорожному сундуку, который паковал с таким великим тщанием. Расстилая тончайший лен, он прислушивался к таинственному шелесту, наслаждаясь волшебными прикосновениями нежной ткани к коже. Все эти годы он мечтал о совсем иных касаниях…
Сейчас у него ком стоял в горле, а грудь разрывала боль – он навеки прощался со своей мечтой.
Настало время уйти от своей любви.
Граф Арбодин восседал в своем парадном зале в резном кресле, стоящем близ массивного камина, вырезанного из цельного камня. Какое-то время он молча изучал Электру. Затем изрек:
– Уортингтон, я верно расслышал? Эта фамилия мне знакома…
За пару минут, что Электра провела в комнате для гостей, она в меру сил привела в порядок свое платье цвета свежей мяты и прическу. Волосы были в относительном порядке, платье – относительно чистым, зато настроение – вполне боевым.
Эрон внимательно изучал Электру – та, казалось, ни в малейшей степени не была подавлена величием графа Арбодина и его покоев.
А вот на него дед пока так ни разу и не взглянул. Эрон подумал, что должен быть благодарен судьбе за то, что ему вообще позволили переступить этот порог. В зал вошла стройная женщина, неся поднос с чаем и кексами.
– Дедушка, пригласи девушку присесть!
Голос у Серены был по-прежнему музыкальный, но время и материнство придали ему командные нотки.
Скривившись, граф указал Электре на стул напротив своего кресла. Затем соблаговолил кинуть взгляд на Эрона:
– А ты подожди в прихожей! – И обратился к Серене, но уже куда мягче: – И ты выйди, детка. Я хочу, чтобы мисс Уортингтон с глазу на глаз растолковала мне, отчего, по ее мнению, Эрон вовсе не мерзавец.
Кровь бросилась Эрону в лицо, он готов был заспорить… нет, он не оставит Электру здесь одну, если ей хоть слегка не по себе! Но она беспечно улыбнулась ему:
– Все в порядке, милорд. Так мы сможем поближе познакомиться с графом.
Спохватившись, Эрон вспомнил, с кем довелось иметь дело графу, – и едва не захохотал. Выйдя в прихожую, он услыхал голос старого графа:
– Давным-давно я имел честь знавать Архимеда Уортингтона. Странноватый малый, но великий умница…
Эрон продолжал улыбаться, когда Серена схватила его за локоть:
– Эрон! Когда я писала тебе, чтобы ты повременил с приездом, я вовсе не имела в виду, что ты за это время похитишь чью-то дочь! И это после всего того, что о тебе говорят!
– От тебя ли я это слышу, Серена? – Эрон напрягся. – Уж кто-кто, а ты должна бы знать истинное положение дел!
Вспыхнув, Серена выпустила его руку:
– Ну да… теперь да. Сознаюсь: когда Уэллс впервые поведал мне обо всей этой истории, я просто сочла это пьяными бреднями. Потом я поняла, что все очень уж сходится… и осознала, на что ты отважился ради меня… и моих малюток.
Эрон покачал головой:
– Я никогда не хотел, чтобы ты узнала правду. Да, Уэллс совершил ошибку, но это была его ошибка, а вовсе не твоя…
Серена вздохнула:
– Моя ошибка в том, что я не поверила тебе. А ты предупреждал, чтобы я держалась от него подальше.
– Что ж, может, я не вправе давать советы. И, делая выбор, не всегда бываю мудр…
Серена прищурилась:
– Она необычайно хорошенькая!
Эрон тяжело вздохнул:
– Она потрясающая. И совершенно невыносимая. Умная. Храбрая. Абсолютно не в своем уме. Если я потеряю ее, то не переживу этого.
Кузина закусила губу:
– О боже… все это правда? И все так серьезно?
– О да! Все обстоит именно так. – Эрон провел ладонью по лицу и озвучил самое главное свое опасение: – Вот только я совсем не тот, кто ей нужен…
Серена фыркнула:
– Возможно, она не настолько умна, как тебе кажется…
Но Эрон был непреклонен:
– Я навеки останусь Черным Эроном, Серена. И мной всегда будут пугать маленьких непослушных детишек. А если бы я отважился завести собственных, все звали бы их «отродьями Черного Эрона». Как после всего этого я могу просить руки девушки? Ей-то за что все это?
