Упряжь.
Дэниел взглянул на ремешок. Постромка, которой лошадь пристегивается к оглобле. Но она перерезана! Не до конца, так что держалась на волоске, готовая порваться при малейшем напряжении.
Рамсгейт!
Он задохнулся от ярости и наконец нашел в себе силы отойти от разбитого экипажа и поискать Энн. Боже, если что-то с ней случилось… если она серьезно покалечена…
Он убьет лорда Рамсгейта. Уничтожит собственными руками.
– Энн! – завопил Дэниел, обшаривая все вокруг. Рука наткнулась на… ботинок?
Граф рванулся вперед сквозь дождь, пока не увидел ее. Она лежала скорчившись, отчасти на дороге, отчасти среди деревьев.
– Боже милостивый! – прошептал Дэниел, метнувшись к ней. Ужас сжимал сердце. – Энн! – позвал он, стараясь нащупать пульс. – Отвечай! Помоги мне боже, ответь же!
Она не реагировала. Но, судя по ровному биению пульса на запястье, была жива, и это дало ему надежду. Они всего лишь в полумиле от Уиппл-Хилла. У него хватит сил донести ее. Пусть его трясло, пусть он сильно ушибся, весь в синяках и, возможно, в крови, но это он сделать может.
Дэниел осторожно поднял ее на руки и пустился в путь по предательской почве. Грязь делала каждый шаг опасным, и он едва различал дорогу сквозь прилипшие ко лбу волосы. Но продолжал идти. Усталое тело находило силы в ужасе.
И в ярости.
Одна нога перед другой. Один шаг за другим. Так он брел, пока не показался Уиппл-Хилл. Наконец Дэниел оказался на подъездной дороге и, когда мышцы уже вопили и дрожали, а колени подгибались, сумел сделать три шага, поднялся на крыльцо и пнул дверь. Сильно.
И еще раз.
И еще.
И еще, и еще, и еще, пока не услышал торопливого стука шагов.
Дверь открылась. На пороге появился дворецкий.
– Милорд! – охнул он. Его заслонили трое лакеев, поспешивших взять у Дэниела его ношу. Он опустился на пол, окончательно вымотанный и терзаемый страхом.
– Позаботьтесь о ней, – выдохнул он. – Согрейте.
– Немедленно, милорд, – заверил дворецкий, – но вы…
– Нет! – приказал Дэниел. – Сначала займитесь ею!
– Конечно, милорд.
Дворецкий метнулся к перепуганному лакею, который держал Энн, не обращая внимания на потоки воды, льющейся с рукавов.
– Идите! – велел он. – Несите ее наверх, а вы…
Он дернул головой в сторону горничной, стоявшей в холле с разинутым ртом.
– Немедленно принимайтесь греть воду для ванны.
С этими словами он закрыл глаза, немного успокоенный бурной деятельностью вокруг него. Он сделал то, что необходимо сделать. Сделал все, что мог.
Глава 14
Когда Энн наконец пришла в себя, вернулась из черной пустоты в клубящиеся серые облака, первое, что она ощутила, – прикосновения рук. Ее ощупывали, трогали, пытаясь, очевидно, снять одежду.
Ей хотелось кричать. Она и пыталась, но голос не слушался. Ее сильно трясло в ознобе, мышцы ныли, она очень устала и не знала, сможет ли открыть рот или хотя бы издать звук.
К ней и раньше приставали чересчур уверенные в себе молодые люди, считавшие гувернантку легкой добычей, или сам хозяин дома на том основании, что все равно платит ей жалованье. И конечно, Джордж Кервель, который и направил ее жизнь на этот путь.
Но она всегда умела защититься. При ней были сила, ум, а в случае с Джорджем даже оружие. Теперь же у нее ничего этого не было. Она не могла даже глаз открыть.
– Нет, – простонала она, извиваясь и скользя по тому, что казалось холодным деревянным полом.
– Шшш… – донесся незнакомый голос. К облегчению Энн, это оказалась женщина. – Позвольте помочь вам, мисс Уинтер.
Они знали ее имя. Энн не могла решить, хорошо это или плохо.
– Бедняжка, – продолжала женщина. – Кожа как лед. Мы положим вас в горячую ванну.
Ванна. Да это просто рай! Она очень замерзла… никогда раньше так не замерзала. Все было таким тяжелым: руки, ноги, даже сердце.
– Ну вот, дорогая. Позвольте только расстегнуть эти пуговицы.
Энн с трудом попыталась открыть глаза. Ощущение было такое, словно кто-то положил на веки гири или погрузил ее во что-то липкое, откуда она никак не могла выбраться.
– Вы в безопасности, – заверила женщина. Голос был добрый, и она, похоже, хотела помочь.
– Где я? – прошептала Энн, все еще не в силах открыть глаза.
– Вы вернулись в Уиппл-Хилл. Лорд Уинстед нес вас сквозь дождь.
– Лорд Уинстед… он…
Энн ахнула, и глаза наконец открылись. Она находилась в ванной, куда более роскошной и элегантной, чем та, которая была в детской. С ней были две горничные. Одна наливала в ванну дымящуюся воду, вторая старалась снять с Энн промокшую одежду.
– Он жив? – вырвалось у Энн. – Лорд Уинстед.
В мозгу замелькали обрывки воспоминаний. Дождь. Обезумевшие лошади. Жуткий треск ломающегося дерева. И каррикл, мчавшийся вперед на одном колесе. А потом… ничего. Энн больше не помнила ни одного мгновения. Должно быть, они разбились – почему она не может этого вспомнить?
Господи милостивый, что с ними случилось?
– Его светлость здоров, – заверила горничная. – Очень устал, но ничего такого, что не мог бы излечить отдых.
Ее глаза сияли гордостью. Приподняв Энн, чтобы вытащить руки из рукавов, она добавила:
– Он герой, это уж точно. Настоящий герой.
Энн потерла лицо руками.
– Никак не могу вспомнить, что случилось. Какие-то обрывки, только и всего.
– Его светлость сказал, что вас выбросило из экипажа, – сказала горничная, принимаясь за другой рукав. – Леди Уинстед сказала, что вы, возможно, ударились головой.
– Леди Уинстед?
Когда она видела леди Уинстед?
– Мать его светлости, – пояснила горничная, неверно поняв вопрос. – Она немного понимает в увечьях и целительстве. Осмотрела вас прямо здесь, на полу переднего холла.
– О господи!
Энн не знала, почему это так унизительно… но ощущала именно унижение.
– Ее светлость сказала, что у вас шишка, прямо здесь.
Горничная коснулась своей головы, в паре дюймов повыше левого уха.
Энн, растиравшая висок, запустила пальцы в волосы и сразу нашла большую, болезненную шишку.
– Ой, – ахнула она, отдернув руку. Посмотрела на нее – крови не было. А может, и была, но дождь смыл.
– Леди Уинстед посчитала, что вас нужно отнести сюда, – продолжала горничная, снимая с Энн платье. – Нам велено согреть вас, вымыть и уложить в постель. Она послала за доктором.
