– Простите, Элизабет, – в который раз сказал Дом Бенетард, – мне бы хотелось вам помочь, но я не могу. Ваш муж выбрал уединение и молчание. И я не позволю его беспокоить.
– Но почему? – не унималась Лили. – Я ведь должна с ним поговорить. Он не отвечает на мои письма. Как еще я могу с ним связаться? Прошу вас, падре, это очень срочное дело. Если бы я могла встретиться с ним хоть бы на несколько минут, я бы все смогла уладить…
– Элизабет, когда ваш муж будет готов поговорить о том, что его мучит, он придет ко мне. И тогда я сообщу ему о вашем визите. А пока будет лучше, если вы вернетесь домой.
Лили была абсолютно убеждена в том, что ей удастся увидеться с Паскалем, и отказ аббата был для нее как гром среди ясного неба. Она шла через арку главного входа, глотая слезы.
– Не надо так сильно расстраиваться, – уговаривал ее отец Шабо, гладя по руке. – Аббат ведь сказал, что Паскаль придет к нему, когда будет готов.
– Но почему он не мог хотя бы сказать Паскалю, что мы здесь?
– Дом Бенетард объяснил, что ваш муж избрал одиночество в качестве средства борьбы со своей болью.
– А как насчет моей боли?! – в гневе воскликнула Лили. – И вообще, как мы оба можем почувствовать себя лучше, если не можем даже поговорить друг с другом? Аббат должен был это понять и сходить за Паскалем.
– После того, как он сказал, что не желает никого видеть, а я вас – в особенности? – веско заметил отец Шабо.
– Это было почти три месяца назад. Но Паскаль ужасно упрям! Как же до него достучаться!
Лили уставилась на высокую стену, разделявшую их с мужем. Возможно, он сейчас находился совсем рядом, может быть, работал в саду. Ведь Паскаль – не из тех, кто целыми днями сидит сложа руки.
Невольно замедлив шаг, Лили снова взглянула на стену. Выходит, эти чертовы камни стали для нее камнями преткновения? Ну уж нет! И не такая уж эта стена высокая… Она ведь уже однажды на нее забиралась. Почему бы не забраться вновь? Возможно, дело рискованное, но ничего страшного. И на этот раз она будет очень осторожна…
– Знаете, отец Шабо… – проговорила Лили, решив сделать так, чтобы отец Шабо оставил ее одну. – Знаете, я хочу немного побыть в одиночестве.
– Да-да, конечно, – закивал священник.
– Я бы хотела прогуляться вокруг стены, – продолжила Лили.
Отец Шабо пристально посмотрел на нее, потом кивнул.
– Ладно, хорошо. А я пока прогуляюсь вокруг церкви. Говорят, там очень красивая каменная кладка.
Лили дождалась, когда священник скрылся за углом, затем подошла к вязу, задрала плащ и юбки и, подтянувшись, повисла на нижнем суку. На этот раз она взбиралась на дерево куда осторожнее. Тогда она не носила под сердцем ребенка Паскаля. Тогда она думала только о лозе Жан-Жака, и Паскаля в ее мире не было вовсе. Тогда от успеха ее миссии зависел только урожай винограда, теперь же на карту было поставлено все – их с Паскалем будущее и будущее ребенка.
Лили не обращала внимания на царапины на ладонях, но не могла не обращать внимания на страх, которого прежде не было. Через несколько минут ей наконец удалось забраться достаточно высоко, и она сумела заглянуть в монастырский сад. Увы, сад был пуст.
Лили на мгновение зажмурилась, и тяжко вздохнула. Если Паскаля сейчас не было в саду, то он сегодня уже не выйдет. И следовательно, она, Лили, потерпела неудачу…
Наверное, Паскаль стал затворником. Наверное, никогда не покидает келью. Он сделал все, чтобы она больше никогда его не увидела и никогда к нему не прикоснулась. И теперь у нее остались лишь воспоминания и сны.
Тихонько всхлипнув, Лили подумала, что вот-вот умрет от горя. А в следующее мгновение…
Да-да, она услышала скрип двери, заставивший ее вздрогнуть. Подняв голову, Лили увидела, что из сарая, находившегося в ярдах двадцати от ее наблюдательного пункта, вышел мужчина, который…
Лили крепко вцепилась в сук; ее вдруг захлестнула волна радости, – столь мощная, что могла бы, пожалуй, и смыть с дерева. Это был Паскаль! Не мираж, не сон, а живой Паскаль, из плоти и крови! Когда же он повернулся и глянул через плечо, она, как и в первый раз, увидела падшего ангела, вернее – упавшего на землю ангела. Существо не из этого мира. Впрочем, на сей раз в его взгляде было нечто такое, чего не было в первый раз, нечто… привязывавшее его к земле. Это была боль, очень земная и вполне человеческая боль.
Ей, Лили, была знакома эта боль не понаслышке, и она точно знала, что смогла бы избавить от нее их обоих. Закрыв глаза, Лили начала молиться так, как никогда еще не молилась; она молилась с искренней верой в то, что будет услышана. «Господи, пожалуйста, помоги мне. Ты дал его мне однажды, так не будь несправедливым, не забирай его к Себе. Я люблю его так же сильно, как и Ты, клянусь».
Тут Паскаль вдруг остановился и осмотрелся. Затем в недоумении покачал головой и плотнее запахнул на груди куртку.
Лили зажмурилась – слезы жгли глаза. Выходит, он чувствовал ее присутствие, ее любовь. Значит, он не отдалился от нее. Пока еще не отдалился, и, следовательно, у нее еще был шанс…
Внезапно Лили поняла, что должна делать. Только бы получилось! Только бы Паскаль не изменил своим привычкам.
И тут Паскаль вдруг направился прямо к ней. Лили затаила дыхание. А он, верный своим привычкам, сел на каменную скамью, поджав под себя ноги. Он сидел к ней спиной, но Лили знала, что он закрыл глаза. И знала, что его дыхание замедлилось.
Лили очень осторожно спустилась с дерева на стену и медленно поползла по ней. Остановилась, же прямо позади него, вернее – над ним. Теперь оставалось лишь сесть и свесить со стены ноги.
Закрыв глаза, Лили замедлила дыхание – так ее учил Паскаль. И вот она уже словно плыла по воздуху, приближаясь к мужу, пытаясь до него дотянуться…
Паскаль пытался очистить сознание; ему становилось все труднее обрести покой. Мысли о Лили не оставляли его даже там, где, казалось бы, царила полная безмятежность. Он думал, что боль со временем притупится… но ошибся – боль со временем становилась сильнее. Так что же делать?… Как избавиться от этих страданий? Вырезать у себя сердце? Или душу? Ни тот, ни другой вариант не представлялся возможным, но он не отказался бы от любого из них, так как иначе мог бы сойти с ума. Возможно, уже сходил.
Отогнав эти мысли, Паскаль сосредоточился на созерцании света. «Чистый, прозрачный, небесный, – говорил он мысленно, – исцели меня. Господи, пожалуйста, исцели меня. Я больше так не могу».
И ответом ему был поток любви. Любовь вливалась в него и протекала сквозь него звенящими чистыми струями; она была как музыка, и у нее был голос, но тембр этого голоса был иным, совсем иным, чем у его Божественного Отца.
Глаза Паскаля широко распахнулись, и он, вскочив на ноги, обернулся и в недоумении уставился на стену. Затем взгляд его медленно пополз вверх – и Паскаль замер в изумлении.
