Лили подошла к портрету.
«Серж Александр, шестой герцог Сен-Симон», – гласила надпись на табличке. Портрет был написан в 1808 году, за год до его смерти.
– Паскаль, я нашла твоего отца.
Паскаль тотчас подошел к портрету. Он ничего не говорил, но слова и не требовались – все эмоции отражались у него на лице, и сейчас это были и грусть, и сожаление, и любовь…
– Я не очень-то на него похож, верно? – сказал он наконец.
– На самом деле ты на него все-таки похож, – немного подумав, ответила Лили. – Но отец Шабо говорил, что ты больше похож на мать, чем на отца.
Тут Лили заметила портрет, висевший неподалеку от портрета Сержа. На нем была изображена красивая светловолосая женщина в голубом платье с высокой талией. Глаза у нее были той же формы, что и у Паскаля, а губы – чувственные, причем нижняя – припухшая.
– Посмотри, Паскаль, мне кажется, это твоя мать. Ты действительно похож на эту женщину, и ты…
Лили умолкла, изумленная реакцией мужа.
– Господи… – прошептал он. – О боже… – Он смотрел на портрет так, словно увидел привидение. – Да ведь это она…
– Кто? – спросила Лили. Паскаль смертельно побледнел. – Кто она?…
Муж не ответил. Приблизившись к портрету, он коснулся его дрожащей рукой.
– Моя мать… – проговорил он осипшим голосом. – Все это время… Моя мать… А я не знал и не мог знать…
– Чего ты не знал? – в растерянности пробормотала Лили.
И тут он повернулся к ней, и лицо его осветилось такой чистой радостью, что у Лили перехватило дыхание.
– Помнишь, я рассказывал тебе о кораблекрушении и о том, что я увидел в том ярком божественном свете?
Лили кивнула.
Паскаль снова посмотрел на портрет.
– Она была моим ангелом.
Часовня, находившаяся в западной части замка, была встроена в фортификационную стену. Паскаль распахнул дубовую дверь и осмотрелся. Тут было тихо и покойно. И очень красиво. Купол опирался на венок из восьми арок, а расположенные вдоль стен надгробные плиты украшала замысловатая резьба.
Паскалю не пришлось долго искать то, ради чего он зашел сюда.
«Серж Александр. Кристина Вероника». И на плитах были выбиты также даты рождения и смерти.
Паскаль провел рукой по надписям на камне.
– Спасибо, – прошептал он. – Спасибо, отец, за то, что дал мне жизнь и эту землю. Спасибо, мама, за то, что позаботилась обо мне тогда, когда я больше всего нуждался в твоей заботе. Спасибо тебе за то, что так меня любишь.
А затем он провел рукой по собственному имени, данному ему при рождении. «Александр Андре Филипп. Родился 9 апреля 1809 года». Неудивительно, что Ламартины назвали его Паскалем. Он был рожден в канун Пасхи. «Умер 30 апреля 1809 года».
«Но он не умер, – преисполненный невыразимой благодарности, думал Паскаль. – Ему позволили выжить, найти Лили и найти свое место на этой земле».
Паскаль опустился на колени и поблагодарил Бога, который наконец счел возможным привести его домой.
Эпилог
Отец Шабо, зачерпнув воды из крестильной чаши, плеснул немного на затылок младенца, после чего елеем начертил крест у него на лбу.
– Я крещаю тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа и нарекаю Андре Николасом Сержем, – торжественно провозгласил святой отец.
Андре сморщил личико, его нижняя губа задрожала, и Лили не смогла сдержать смеха, когда младенец возмущенно заорал. Она взглянула на Паскаля, который, судя по всему, испытывал облегчение по завершению обряда. Для человека, который был знаком с Царством света не понаслышке, он слишком уж подозрительно нервничал во время крещения своего сына.
– Должен сказать, что Паскаль так же громко голосил, когда я его крестил, – сказал отец Шабо, пока Джорджия закутывала Андре в пеленки перед тем, как передать Лили. – Он вопил не меньше пяти минут, и лишь потом успокоился.
Паскаль посмотрел на своего сына, который перестал кричать и теперь икал.
– Мы с ним люди чувствительные, – сказал он с улыбкой. – Нам не нравится, когда нам льют воду на голову.
С обожанием глядя на малыша, Джорджия осторожно провела ладонью по его темному затылку.
– Должна сказать, он похож на тебя.
– Я искренне на это надеюсь, мадам, – ответил Паскаль с серьезнейшим видом. – Все были бы в замешательстве, если бы он был похож на кого-то другого.
Николас кивнул и проговорил:
– Тебя любой отец поймет. – Осмотревшись, граф добавил: – Красивая часовня. Построена в шестнадцатом веке, да?
– Месье, вы, как всегда, правы, – ответил Паскаль. Он принялся описывать интересные архитектурные детали храма, и к разговору тотчас подключился и отец Шабо, которому было что сказать по этому поводу.
Лили была несказанно рада за мужа. Она с улыбкой наблюдала, как он общался с Николасом и Джорджией – они успели приехать к самому началу церемонии. Паскаль попросил приемных родителей стать крестными для его сына, и все понимали, почему выбор пал именно на них.
– Ваш муж выглядит счастливым человеком, – тихо сказал отец Шабо, стоявший у Лили за спиной.
– Так и есть, святой отец, – подтвердила Лили, обернувшись к священнику. – Я как раз думала о том, что во время его последней встречи с Николасом и Джорджией он выглядел совсем иначе. Конечно, он был тогда несчастен и зол, хотя и старался скрывать свои чувства. Слава богу, что сейчас он этого не делает. Но ведь перемена произошла не только в этом, верно?
Отец Шабо, казалось, о чем-то задумался. Наконец он проговорил:
– Человеку важно знать, где его корни, а тут еще такая радость – рождение первенца. Но мне кажется, что главная причина произошедших в нем изменений – это вы, Лили. И ваша любовь к нему. Господь, должно быть, доволен.
– Отец Шабо…
– Мне пора уходить, милая. Меня ждут в городе. А Паскалю скажите: когда у него будет свободная минутка, пусть зайдет к Морису – тот опять слег с несварением. – Отец Шабо погладил по голове маленького Андре, улыбнулся Лили и ушел, сделав вид, что не заметил слез в ее глазах.
Лили наблюдала за мужем во время праздничного ужина в честь крещения младенца и думала о словах отца Шабо. И действительно, Паскаль выглядел вполне счастливым. Для человека с самыми простыми потребностями он очень даже легко вжился в роль герцога. Впрочем, Паскаль не изменил своим привычкам, и местные жители все так же его любили. Конечно, теперь они относились к нему с большим пиететом, но Паскаль понимал, что таковы правила жизни, как понимал и то, что власть накладывает на него серьезную ответственность.
Паскаль по-прежнему лечил заболевших и лишь посмеивался, когда те, кому он вынужденно причинял боль во время своих медицинских манипуляций, в сердцах ругали его.
