Вновь наполнив стаканы вином, Паскаль продолжал:
– Одно из самых лучших мест, чтобы этому научиться, – крестьянская кухня. Потому что крестьяне знают, как добиться лучшего от самых простых продуктов. – Он кивнул на тарелку Лили. – Взять, к примеру, сегодняшний ужин. Кролик, которого мы едим, был обычным диким кроликом, сломавшим колесо – и свернувшим себе при этом шею.
– Правда? Ни за что бы не подумала, что такой маленький зверек может сломать колесо. – Лили ела с огромным аппетитом, не испытывая к бедному кролику ни малейшего сочувствия.
– Бедняге не повезло, – сказал Паскаль, накладывая себе добавку. – Колесо на телеге болталось, вот кролик и угодил в зазор между колесом и осью. Я не стал возражать, когда фермер протянул мне беднягу, а заодно и мешок с овощами. Надо же было из чего-то готовить ужин… – Паскаль виновато улыбнулся. – Видите ли, в том, что касается мяса, я далеко не лучший добытчик. Я с удовольствием ем мясо, но убивать не могу.
– Неужели? А как насчет рыбы? – спросила Лили, вспомнив рассказ Чарли.
– Рыбу я могу убить, но поверьте, мне это делать очень тяжело.
– А птицу можете убить?
– Нет, – с гримасой боли ответил Паскаль. – Я не могу есть то, что летает. Цыплята по определенной причине не в счет, но любые другие птицы – не для меня. Должно быть, вы считаете меня ненормальным.
«Нет, я думаю, что говорить так, как ты, может только очень добрый и душевный человек», – подумала Лили, но тут же одернула себя. Этот человек никак не мог быть ни добрым, ни душевным. Вероятно, вино и усталость сыграли с ней злую шутку. Нет-нет, она ни за что не забудет о том, что все ее беды и несчастья – из-за этого негодяя!
– Наверное, у вас есть свои причины для таких странностей, – заметила Лили.
– Да, есть. Но говорить о них не стоит. Я рад, что вам понравилось рагу. – Паскаль внезапно умолк. И теперь ел молча, глядя в свою тарелку.
У Лили же возникло неприятное чувство – словно муж перед самым ее носом захлопнул дверь. И она не понимала, почему это так ее задевало. Ведь всю жизнь двери захлопывались перед самым ее носом – пора бы и привыкнуть…
Нарушив молчание, которое длилось минут пять, не меньше, Лили проговорила:
– Я сказала что-то такое, что вас рассердило?
Явно озадаченный вопросом жены, Паскаль поднял на нее глаза.
– С чего вы подумали, что я на вас сержусь? Из-за того, что я раньше сказал насчет горячей воды? Я всего лишь шутил.
– Я знаю, – сказала Лили. И почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
– Слава богу, – ответил Паскаль, откинувшись на спинку стула. – А то я уже начал думать, что Господь обделил вас чувством юмора. Но вы не ответили на мой вопрос. Почему вы решили, что я сержусь?
– Потому что у вас изменилось выражение лица. Вы… как будто ушли в себя.
– Неужели? – Паскаль посмотрел на жену с неподдельным интересом. – А до того, как я «ушел в себя», какое у меня было лицо?
– Ну… не знаю. Не такое строгое.
Паскаль ненадолго задумался, потом сказал:
– Значит, я кажусь вам строгим? Мне грустно слышать, что вы находите меня похожим на падре Меллита.
– Нет-нет, вы совсем не похожи на падре, – поспешно проговорила Лили. – Просто у вас иногда бывает такое лицо… Кажется, что вы ушли и закрыли за собой дверь. И я тогда не могу понять, о чем вы думаете.
– Вам важно знать, о чем я думаю?
– Нет, разумеется, – пробурчала Лили.
Ненадолго воцарилось молчание.
– Да, понимаю… – протянул Паскаль и отвел взгляд.
А Лили вдруг почувствовала, что снова задела какой-то больной нерв. И в тот же миг в груди у нее что-то сжалось, и она пробормотала:
– Я сказала неправду. Поверьте, мне важно, что вы думаете.
Паскаль молча смотрел на нее. Огонь, пылавший в очаге, озарял его лицо, и Лили вдруг заметила, что у мужа чуть облупился кончик носа, – очевидно, обгорел на солнце. А он вдруг смахнул слегка вьющуюся прядь, упавшую ему на лоб, и с усмешкой сказал:
– Знаете ли, не все, что вы говорите, имеет для вас пагубные последствия.
– Вы снова шутите? – в растерянности спросила Лили.
– Нет, сейчас я говорю вполне серьезно, – тихо ответил Паскаль.
Лили опустила глаза, ей вдруг сделалось неуютно под его пристальным взглядом. Когда он так на нее смотрел, ей казалось, что он видел ее насквозь.
– Полагаю, я привыкла к тому, что язык мой – враг мой. И потому я не жду от своих слов ничего, кроме неприятностей.
– Да, знаю, – кивнул муж. – Более того, я знаю, что вы часто пользуетесь языком для защиты – отстоять свою независимость.
При этих словах Лили вздрогнула и закричала:
– Что за чушь?!
Паскаль, как ни странно, не обиделся. И, улыбнувшись, сказал:
– Вот вам и доказательство. – Тут же сменив тему, он добавил: – Думаю, вам пора спать. Не волнуйтесь, посуду я вымою сам.
Лили молча кивнула и встала из-за стола.
– А я сейчас прогуляюсь с Фасолинкой, – продолжал Паскаль. – Когда вы проснетесь, я, скорее всего, уже уйду на работу. Но перед этим я принесу из деревни молока, хлеба и сыра и оставлю все на столе.
– Ох, не знаю, о чем я думала, но я забыла спросить о виноградниках. Так вы сможете исправить положение?
– Пока не знаю. – Паскаль пожал плечами. – Надеюсь, что смогу. И я намерен приложить к этому все силы. Ваши молитвы тоже были бы не лишними.
– Я не молюсь, – проворчала Лили, уже поднимаясь на галерею.
– Знаю, Элизабет. Но никогда не поздно начать. И, уж поверьте, результаты вас, возможно, удивят.
– Вы можете молиться, а я иду спать, – заявила Лили. Она едва держалась на ногах от усталости.
– Спокойной ночи, герцогиня, – тихо сказал Паскаль.
– Спокойной ночи, садовник, – ответила Лили, продолжив путь наверх. Но, укладываясь в постель, она с удивлением подумала: «Неужели мне показалось?… Или последние слова этого негодяя действительно прозвучали так нежно?…»
Глава 12
Она ненавидела этот проклятый дом, ненавидела тяжелую работу, ненавидела свою жизнь!
Вот уже три недели Паскаль каждое утро исчезал на рассвете и возвращался на закате с какой-нибудь снедью для ужина. За день Лили так уставала, что ей было почти все равно, что есть, однако ела она всегда с удовольствием. А Паскаль за ужином потчевал ее рассказами о жителях городка. Но Лили так и не смогла понять, что интересного он находил в них. Собственный опыт общения с местным населением – правда, ограниченный – внушил ей стойкое отвращение к этим людям. Впрочем, нелюбовь была взаимной; обитатели этих мест сильно недолюбливали ее брата, а заодно и Лили. «Наверное, так они относятся ко всем, кто стоит выше их на общественной лестнице», – думала Лили.
