Дом мы нашли без труда – настоящий дворец, нарядно украшенный к празднику. Я хотела позвонить в дверь, но Никки схватил меня за руку. Я посмотрела на него… никогда не доводилось мне видеть, чтобы ребенок был в таком отчаянии. «Мэри, – говорил он. – Ты уверена, что я хорошо выгляжу?»
Мэри отвернулась к окну, и ее голос задрожал.
– Никки казался таким несчастным, а ведь он был очень красивым мальчиком. В душе я надеялась, что мать увидит его и поймет, как нужна ему, и после этого начнет, по крайней мере, навещать его время от времени. Тем временем дворецкий открыл дверь, и нас с Никки проводили в нарядную гостиную, где стояла огромная рождественская елка – казалось, ее нарядили для витрины универмага. Но елку Никки даже не заметил. Он видел только блестящий красный велосипед, перевязанный большим бантом, и его лицо просияло от радости. «Видишь, – сказал он мне. – Я знал, что она про меня не забыла. Она просто ждала, что я сам к ней приду». Он протянул руку, чтобы потрогать велосипед, но горничная, которая вытирала пыль в гостиной, чуть не ударила его. Она сказала, что велосипед предназначен для «малыша». Никки отдернул руку так, будто обжегся.
Наконец его мать спустилась, и вот ее первые слова к собственному сыну: «Что тебе нужно, Николас?» Никки преподнес ей подарок и сказал, что выбрал его сам. Она хотела положить подарок под елку, но мальчик настоял, чтобы она его открыла прямо сейчас…
Утерев слезы с глаз, Мэри закончила рассказ:
– Мать развернула подарок, глянула на изящную вещицу и сказала: «Я не принимаю пилюль, Николас, и ты это знаешь». Она отдала коробочку горничной, которая вытирала пыль, и сказала: «Вот миссис Эдвардс – да, она принимает пилюли. Уверена, ей это пригодится». Никки смотрел, как его подарок исчезает в кармане горничной, а потом сказал, очень вежливо: «Желаю веселого Рождества, миссис Эдвардс». Взглянул на мать и сказал: «Нам с Мэри пора идти».
Пока мы шли к остановке автобуса, Никки не сказал ни слова. Я боролась с подступающими слезами, но лицо мальчика было… лишено всякого выражения. На автобусной остановке он взглянул на меня и вырвал руку из моей руки, а потом произнес, будто клялся: «Она мне больше не нужна. Я уже совсем взрослый, Мэри. И мне никто больше не нужен».
Голос Мэри дрогнул.
– С тех пор мне больше не случалось держать его за руку.
После минуты горестного молчания Мэри продолжала.
– Насколько мне известно, начиная с того самого дня Ник никогда ничего не дарил женщинам – только бабушке и мне. Его подружки рассказывали Эрике, что он весьма щедро делится деньгами, но никогда не покупает им подарков. Он просто дает им деньги, чтобы они выбрали себе все, что пожелают. Ему безразлично, что купит девушка – драгоценности, меха или что-то еще. Но он никогда не выбирает подарок сам.
Лорен вспомнились прекрасные серьги, которые преподнес ей Ник, и то, с каким презрением она заявила, что они ей не нужны. Ее сердце упало.
– Почему мать предпочла о нем забыть, сделала вид, будто его нет на свете?
– Я могу только догадываться. Она происходила из одной из самых родовитых семей Гросс-Пойнта. Признанная красавица, королева бала дебютанток! Для таких людей происхождение – это все. В их среде деньги есть у всех, поэтому социальный статус определяется тем, насколько влиятельна семья, какие у нее связи. Выйдя замуж за отца Ника, она превратилась в изгоя, паршивую овцу в стаде. В наши дни все изменилось – деньги сами по себе являются показателем престижа. Теперь Ник вращается в тех же кругах, что и она, но полностью затмевает мать и ее супруга. Разумеется, тому немало способствует тот факт, что парень не только сказочно богат, но еще и чертовски красив.
Как бы там ни было, маленький мальчик Ник, должно быть, был живым напоминанием о ее грехопадении и отлучении от хорошего общества. Ни мать, ни отчим не хотели его видеть. Нужно знать эту женщину, чтобы понять, откуда этот эгоизм, это ледяное сердце. Помимо себя, любимой, есть лишь один человек, который ей небезразличен. Это сводный брат Ника – вот его она обожает.
– Должно быть, Нику тяжело ее видеть.
– Не думаю. В тот день, когда она отдала горничной его подарок, его любовь к ней прошла. Ник убил эту любовь сам, раз и навсегда. Ему было всего пять лет от роду, но даже в те дни ему хватило силы и решимости на такой поступок.
У Лорен возникло желание придушить мать Ника и одновременно – разыскать его и излить на него свою любовь, хочет он этого или нет. В этот момент возле их столика возник Тони и подал Мэри записку, на которой было написано имя.
– Вот этот человек звонил вам только что. Он говорит, что ему нужны какие-то документы, которые заперты в вашем ящике.
Мэри бросила взгляд на записку.
– Наверное, мне придется вернуться в офис. Лорен, а вы оставайтесь и доешьте обед.
– Почему вы не ели мою пасту? – укоризненно воскликнул Тони. – Неужели невкусно?
– Дело не в этом, Тони, – ответила Мэри, кладя салфетку на стол и протягивая руку к сумочке. – Я рассказывала Лорен про Кэрол Уитворт, и эта тема испортила нам аппетит.
Кэрол Уитворт! Звук этого имени набатом отдавался в ушах Лорен. У нее закружилась голова. В горле застрял безмолвный крик, и голос отказал ей, когда она попыталась заговорить.
– Лори? – Встревоженный Тони сжал ее плечо. Но Лорен, словно парализованная, смотрела вслед Мэри.
– О ком она говорила? Что за имя назвала? – прошептала девушка в отчаянии
– Кэрол Уитворт, матери Ника.
Лорен подняла на него глаза.
– О-о, Господи, – прошептала она. – О, нет!
Она взяла такси, чтобы вернуться на работу. Шок первых минут немного отступил, сменившись унылым оцепенением. Войдя в мраморный вестибюль, Лорен направилась к приемной стойке и попросила разрешения воспользоваться телефоном.
– Мэри? – сказала она, услышав знакомый голос в трубке. – Я, кажется, заболела. Поеду домой.
Дома, завернувшись в халатик, Лорен сидела перед камином, глядя в пустоту невидящим взором. Достала толстый плед, который связала в прошлом году, и накинула на плечи, пытаясь согреться. Холод, однако, царил в ее душе. Девушка содрогалась, вспоминая свой последний приезд в дом Уитвортов. Невозмутимость Кэрол Уитворт, надменной царицы их маленького общества, где трое из присутствующих затевают войну против ее сына. Ее собственного сына, ее замечательного, талантливого сына. Господи, как она могла это допустить!
Лорен передернуло в бессильной ярости. Пальцы судорожно комкали и тискали плед – вот бы вцепиться в Кэрол Уитворт и расцарапать ей лицо – это тщеславное, высокомерное и прекрасное лицо без единой морщинки!
А история со шпионом… Лорен скорее поверила бы, что это Филипп шпионит за Ником, а не наоборот. Но, если все же это Ник, если он действительно платит кому-то за сведения о закрытых предложениях «Уитворт энтерпрайзиз», она не станет его винить. Будь сейчас у нее такая возможность, она привела бы компанию Филиппа к краху – да падет кара ему на голову.
