– Мне продолжать? – прошептал граф.
– Да, пожалуйста… – пробормотала Анджелина и, прикрыв глаза, запрокинула голову.
Харрисон поспешно накрыл ее губы своими – пока не передумала. А ее губы… О, они были такими теплыми, сладкими, податливыми… Поцелуй графа становился все более страстным, и в какой-то момент он снова положил ладони на ягодицы девушки и крепко прижал к себе, давая ей почувствовать свое возбуждение. А затем рука его скользнула к восхитительным грудям. Он принялся их ласкать, и девушка тихонько застонала, наслаждаясь его искусными ласками. На нее нахлынули неведомые ей прежде ощущения, а по всему телу словно прокатывались жаркие волны.
Наконец граф оторвался от ее губ и стал покрывать поцелуями шею. А потом губами прижался к полуобнаженной груди. Анджелина снова застонала и судорожно вцепилась в лацканы его фрака. В следующее мгновение Харрисон оттянул вырез ее платья и приспустил с одного плеча.
– Хочу взглянуть на тебя, – прошептал он. – И ты должна сказать «да». Ведь ты тоже этого хочешь, не так ли?
– Да!.. – выдохнула Анджелина.
Граф тотчас же опустил руку в вырез ее платья и осторожно приподнял одну из грудей с очаровательным розовым соском, который, казалось, светился в лунном свете.
Судорожно сглотнув – увы, он не мог овладеть ею сейчас, – Харрисон прохрипел:
– Ты прекрасна, Анджелина.
Наклонившись, он прижался губами к прохладному розоватому соску. Девушка восторженно вскрикнула и вновь застонала. А потом вдруг пролепетала:
– Мы не должны это делать… – Однако она не пыталась оттолкнуть его.
– Почему же не должны? Это дарит нам наслаждение… – прошептал в ответ Харрисон.
– Потому что это… неприлично. Вы нарушаете этикет, – сказала Анджелина, одновременно запрокидывая голову, чтобы графу было удобнее ласкать ее.
Из горла девушки раз за разом вырывались сладострастные стоны, а по телу то и дело прокатывалась дрожь, и это еще больше возбуждало Харрисона, желавшего все новых и новых вольностей. Но в какой-то момент он вдруг услышал чей-то смех, доносившийся из дома: судя по всему, смеялись где-то совсем недалеко от задней двери. Проклятье! Он вовсе не собирался заходить так далеко. Он хотел всего лишь нескольких поцелуев, однако не смог остановиться, когда Анджелина стала с такой страстью отвечать на его ласки. Жгучее желание бушевало в нем, и он сдерживался с величайшим трудом. Ему ужасно хотелось прижать ее к двери, приподнять юбки и сделать своей. Это раз и навсегда решило бы вопрос, кому она должна принадлежать, и тогда бы он очень быстро завоевал ее сердце.
Харрисон уже нагнулся, чтобы приподнять подол ее платья, но тут рассудок наконец-то вернулся к нему и он понял, что не должен обходиться с ней таким образом. Со вздохом выпрямившись, Харрисон привел в порядок платье девушки и, отступив на шаг, пробормотал:
– Ох, как же нелегко от тебя оторваться… Но, увы, приходится. Я слышу голоса… Не хочу, чтобы нас здесь застали.
– Я тоже, – кивнула Анджелина, поправляя вырез платья. – Не понимаю, как я все это допустила…
– Страсть делает и не такое.
– Да, согласна, – со вздохом сказала девушка. Немного помолчав, добавила: – Знаете, милорд, мне еще никогда не было так жарко…
Граф невольно улыбнулся и проговорил:
– Что ж, я должен идти. Выйду через заднюю калитку. Тогда никто не заподозрит, что мы здесь были вместе. Если кто-нибудь увидит вас и спросит, почему вы вышли на крыльцо, скажите, что вам стало душно и захотелось подышать свежим воздухом. И никто ничего не заподозрит.
– Никто не заподозрит?… Но ведь все произошедшее – правда! Ох, у меня еще никогда так не кружилась голова.
Быстро поцеловав Анджелину, граф повернулся, собираясь уйти, но она вдруг тихо сказала:
– Подождите.
Харрисон остановился и взглянул на нее.
– Да, слушаю…
– Когда мы ехали от миссис Уонн по безлюдной дороге, вы ведь не целовали меня…
– Да, верно. И что же?
– А сегодня вечером вы целовали меня так долго, хотя нас вполне могли увидеть. Почему?
Харрисон улыбнулся. Ему очень понравился вопрос. Значит, она думала о нем, думала, какие чувства он у нее вызывает.
– Видите ли, Анджелина, я редко бываю джентльменом, но в некоторых случаях все же веду себя как джентльмен. И сейчас я хотел дать вам знать, что могу им быть, что иногда готов поступать по-джентльменски, хотя это не так легко и не так приятно, как нарушать все общепринятые правила. – Снова улыбнувшись, граф подмигнул ей, после чего развернулся и быстро зашагал к садовой калитке.
Глава 20
Мы к битвам за любовь не рождены:
Не мы просить, а нас просить должны.
В. Шекспир. Сон в летнюю ночь, акт II, сцена 1
Вот уже пять вечеров подряд Анджелина не встречала лорда Торнуика на балах – нигде не видела. Но куда же он исчез?
А может, они с ним были, как говорят поэты, «двумя кораблями, проходящими в ночи», просто разминулись? Или он намеренно ее избегал? Но больше всего сбивало с толку одно обстоятельство: почему она об этом думала? А впрочем… Все понятно. Поцелуи и ласки графа лишили ее разума. Но как же такое могло быть?… Она этого не знала, но временами ей казалось, что она и впрямь лишилась рассудка.
Недавно граф познакомил ее с прекрасной женщиной, спасавшей бродячих собак, а потом, когда она увидела его в следующий раз… Ах, он так целовал ее и ласкал, что она едва не потеряла сознание от тех чудесных ощущений. Она тогда испытывала то, что не полагалось испытывать ни одной порядочной леди, потому и допустила все то, что он делал. А теперь он вдруг куда-то исчез…
Ох, он просто сводит ее с ума!
Но почему же она так из-за этого переживала? Ведь следовало радоваться тому, что лорд Торнуик исчез. Из-за него она почти не вспоминала про капитана Максуэлла, хотя ей надо было думать именно о нем, а не о графе.
Анджелина смыла на кухне краску с рук, затем поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться и уложить волосы до приезда капитана Максуэлла. Ей очень хотелось провести с ним хоть немного времени – может, тогда она забудет о лорде Торнуике!
Но едва она начала переодеваться, как вдруг поняла, что ужасно устала. Что ж, неудивительно. Ведь ей приходилось приезжать домой поздно вечером, а утром нужно было рисовать. Иногда ей очень хотелось отложить кисти и хоть немного отдохнуть, но она упорно трудилась. Епископ Уорсли прислал записку, в которой говорилось, что мистеру Астону очень нравились ее работы и что вдовствующая герцогиня Дрейкстоун просила его приехать и показать веера, но не сообщил, в какой именно день. А в последней строчке епископ просил ее продолжать работу.
Вот она и продолжала.
