– Отец очень гордился бы тобой, – вдруг серьезно сказала она и, наклонившись, доверительно шепнула: – Он всегда говорил мне, что ты на редкость смышлен и смел. Что ты способен добиться всего, что захочешь, если только сумеешь сконцентрироваться на этом. Как видишь, отец был прав. Для этого достаточно посмотреть на тебя и то, кем ты стал.
В груди у Шейна перехватило от волнения.
– Я не знал ничего об этом. Неужели он так говорил? Помнится, он все время кричал на меня, обзывая бестолочью и оболтусом.
Мать легко стукнула по его руке:
– Следи за языком, сынок. Вот именно поэтому он и кричал на тебя, потому что ты откровенно ленился, не желая ничего делать. Но наедине со мной…
Еле заметная улыбка скользнула по ее губам, по-видимому, она вспомнила что-то приятное, глубоко запавшее ей в память.
– Наедине он нередко говорил мне: «Шаннон, мне вроде надо бы волноваться о судьбе нашего сына, но волноваться нечего. У него в жизни все будет хорошо».
Для Шейна это стало настоящим откровением. А вдруг Сесили была права? Может быть, все дело в нем самом? Может быть, ему не стоит винить себя в том, что лишь смерть отца заставила его взяться за ум и стать тем, кем он стал на самом деле?
– Мама, неужели ты считаешь, что я сам стал таким и что смерть отца тут ни при чем?
Шаннон удивленно вскинула брови, его вопрос явно сбил ее с толку.
– Боже, откуда у тебя такие глупые мысли?
– Наверное, потому что я был оболтусом. – Шейн пожал плечами.
Шаннон нахмурилась, как будто собираясь еще раз одернуть его за грубое слово, но затем на ее губах засияла улыбка, ясная, добрая, осветившая, как солнце, ее лицо; благодаря этой улыбки она помолодела лет на пятнадцать, не меньше.
– Ты всегда был упрям как мул. Может быть, поэтому ты довольно долго выбирал путь в жизни. Хотя уже тогда, если ты решал чего-то добиться, то упрямо шел к своей цели. Таким ты родился.
Слова матери ударили Шейна, словно током. Неужели он позволит Сесили уйти?! Ни за что.
Он сметет все препятствия, как бульдозер, он докажет ей, переубедит ее, сломит ее упрямство, и ей придется согласиться с ним.
Впрочем, он не мог так поступить с ней. Именно с ней. Он не хотел переделывать ее, напротив, он хотел, чтобы она осталась прежней Сесили – непокорной, своеобразной, дразнящей и такой желанной.
Но разве такое было возможно? Или то, или другое. Иного выхода нет.
Он нежно пожал руку матери:
– Отец научил меня всему, что важно знать в жизни.
Шаннон фыркнула и шутливо отмахнулась.
– Да, всему, за исключением денег. Никто в нашей семье не умеет так зарабатывать деньги, как ты. Честно говоря, мне неясно, откуда у тебя такая деловая хватка, такое чутье на деньги.
– У нас удивительно дружная и сплоченная семья. И это твоя заслуга, а это важнее любых денег.
– Ну что ж, каждый из нас по-своему прав. – Она сделала глоток виски, приподняв бокал и указывая им в сторону дочери. – На этот раз она не убежит со своей свадьбы.
– Нет, ни в коем случае.
Наклонившись чуть вперед, Шаннон внимательно оглядела Митча.
– Похоже, он неплохой человек.
Шейн в свою очередь оглядел будущего зятя. Теперь Митч становился членом их семьи. Как странно, первый жених Мадди дружил с ней несколько лет, но между ними и в помине не было той нежной и теплой близости, какая была между Мадди и Митчем.
– Что верно, то верно.
Мать похлопала сына по руке.
– Уверена, если он обидит ее, то ты сумеешь ее защитить.
Шейн расхохотался так, как, наверное, не смеялся на протяжении целого года.
– Конечно, я вступлюсь за Мадди, но он ее никогда не обидит. Этот парень готов сдвинуть горы ради ее счастья.
Митч, как будто услышав слова Шейна, повернул в его сторону голову, затем, наклонившись к Мадди, что-то прошептал ей на ухо. Она посмотрела ему в лицо, встала на цыпочки, обвила его шею руками, и они поцеловались на виду у всех.
Шейн лишь покачал головой. Просто ужасно, до отвращения показушное поведение!
Но маме оно нравилось. Она дала понять это молодым, подняв бокал в их честь.
– Ну что ж, одна с плеч. Остались трое.
Шейн усмехнулся и покачал головой:
– Мама, не торопись преждевременно.
Шаннон шумно вздохнула:
– Почему бы не помечтать? Вот у меня почти всем детям уже за тридцать, и никто из них пока не подарил мне внуков. Среди моих подруг я одна до сих пор не бабушка.
С притворным сочувствием Шейн поцокал языком:
– Бедняжка, как ты можешь так жить?
Мать рассмеялась.
Но тут открылись двери, и в зал вошла Сесили. У Шейна сразу перехватило дыхание, как будто весь воздух выпустили из его легких.
Выглядела она просто сногсшибательно.
На ней было серо-голубое платье под цвет ее глаз, очень короткое, еле прикрывающее ягодицы, отчего ее обнаженные стройные ноги казались невероятно длинными. Распущенные, взлохмаченные, волнистые волосы окружали ее лицо.
Она была ослепительно красива. От нее нельзя было оторвать глаз.
Шейну вдруг стало жутко обидно, он тут весь испереживался из-за нее, а ей, судя по ее цветущему виду, не было до него никакого дела. От злости он так сжал свой стаканчик с виски, что костяшки пальцев стали белыми.
– Никогда не видела Сесили такой красивой. Одно загляденье. Настоящая кинозвезда, – заметила мать, но Шейн даже не слышал, о чем она говорит.
Не желая причинить ему боль, мать невольно разбередила его рану.
Как можно равнодушнее, чтобы скрыть свои переживания, он произнес:
– Да, очень красивая.
Сесили окинула быстрым взглядом весь зал в поисках Шейна и, увидев его, улыбнулась.
Он ничего не слышал, кроме шума крови в ушах. Сперва он ничего не понял, а потом вдруг до него дошло: в зале стоит мертвая тишина, и все молча смотрят на них обоих.
Она с блестящими от радости глазами пошла через весь зал прямо к нему.
Он, застыв на месте, пожирал ее глазами. Сколько бы раз он ни уверял себя, что она уже не принадлежит ему, в глубине сердца он знал, что это не так.
Шейн едва успел перевести дыхание, как Сесили уже стояла прямо напротив него. Он с трудом сдержал себя, чтобы не обнять ее, не дотронуться до ее бедер, поэтому он стиснул руки в кулаки, отведя их чуть назад.
Он смотрел ей прямо в лицо, не сводя глаз с ее накрашенных чувственных губ, губ порнозвезды, изо всех сил стараясь не думать о том, как восхитительно эти губы его ласкают. От возбуждения он чуть слышно произнес:
