– А твоя мать? – отрывисто спросил Натаниэл Райли.
Хотя прежней Сесили хотелось верить, что, несмотря на превозношение собственного «я» и всевозможные оправдания своей собственной вины, отец по-прежнему любит мать, у новой Сесили больше не было на этот счет никаких иллюзий.
– Она уже там.
Перед глазами промелькнул дорожный указатель «Ривайвл. 12 миль».
После похорон бабушки она ни разу не была здесь.
Внезапно у нее перехватило дыхание, слезы подступили к горлу. Сделав усилие, Сесили поборола в себе секундную слабость.
– Ясно, – отозвался отец. В машине опять повисло гнетущее молчание.
Мысль о двух неделях, которые ей предстояло провести в родном доме, не вызывала у Сесили ничего, кроме ужаса, смешанного с неприязнью. Не то чтобы она завидовала Митчу, вовсе нет, дело было в том, что ей не хотелось присутствовать на предстоящем празднестве. В чем крылась подлинная причина подобного нежелания? Как ни странно, Сесили боялась признаваться самой себе в этом.
Она настолько была напряжена, что невольно изо всех сил стиснула руль так, что побелели костяшки пальцев.
– Я по-прежнему считаю, что для наших целей двух дней перед свадьбой в кругу близких вполне хватит.
– Сесили, напоминаю тебе еще раз: избирателям нравятся свадьбы, – терпеливо произнес Натаниэл. – В их глазах мы должны выглядеть дружной, единой семьей, что также пойдет на пользу и твоему образу.
Несмотря на всю убедительность его довода, Сесили попыталась еще раз увильнуть от того груза, который отец хотел возложить на ее плечи.
– Может, все-таки двух-трех дней будет достаточно?
– При других обстоятельствах было бы достаточно, но не в нашем положении, когда со стороны невесты присутствует сам Шейн Донован, а этот бизнесмен прекрасно умеет обыгрывать подобные ситуации. Без нас это будет выглядеть не очень красиво.
Образ Шейна, – как раз о нем Сесили пыталась не думать, – возник в ее сознании подобно вспышке молнии. Шейн Донован, глава одной из крупнейших корпораций в Чикаго, выдавал замуж сестру за сына известного сенатора. В последние дни эта новость стала самой горячей. Не будь там его, Сесили с удовольствием приехала бы в свой родной дом, чтобы повидаться с близкими.
– Ловко, ты остаешься в Вашингтоне, а отдуваться за нас обоих придется мне, – бросила в ответ Сесили.
– У меня работа в комитете, – парировал Натаниэл.
Его ложь вывела Сесили из себя. Уже не думая о последствиях, она упрекнула его в лицемерии:
– Ну конечно, избиратели не должны знать о том, что ни твоя жена, ни твой сын даже не хотят разговаривать с тобой.
– Не забывайся, я ведь твой отец.
У Сесили сжалось сердце. Отец – на словах, а не на деле. Она никогда не чувствовала искренней отцовской поддержки. Очень сдержанно она проговорила:
– Мне кажется, что в этом нет особой необходимости.
– Послушай меня, в этом как раз есть необходимость.
Сесили горько усмехнулась:
– Ты чуть было не погубил себя. Твоя карьера политика едва не закончилась крахом. И после всего ты предлагаешь слушаться тебя?
– До моего политического краха очень далеко, намного дальше, чем ты думаешь. – Голос отца стал таким ледяным, что от него ее кожа покрылась мурашками. – Мой принцип прост, но жесток: действовать, исходя из реальной ситуации, вот почему я всегда добиваюсь своего. Если ты намерена выигрывать и побеждать, ты должна научиться действовать точно так же.
Как ни хотелось Сесили возразить ему, едкий ответ уже висел на кончике ее языка, но привычка к послушанию оказалась сильнее. Вздохнув, она тихо промолвила:
– Понятно.
Умение проявлять гибкость – качество весьма ценное для политика: для того чтобы выиграть военную кампанию, иногда стоило уклониться от сражения. Уловка, на которую пошла Сесили, удалась.
– Вот и хорошо. Действуй по плану. – Голос отца сразу смягчился.
Ну, конечно, по плану. Ее жизнь и так была распланирована до мелочей – еда, сон, работа.
Промелькнул очередной указатель. «Ривайвл. 8 миль».
Впереди ее ждали две недели с Шейном. С его острым языком и осуждающим взглядом. Две недели исполнять роль Снежной Королевы, быть совершенно равнодушной к нему, притворяться, лишь бы он ничего не заподозрил.
От одной этой мысли Сесили уже стало как-то не по себе, она засомневалась в своих силах.
– Разумеется, как мы и договаривались.
– В таком случае, – голос Натаниэла зазвучал торжественно, Сесили моментально насторожилась, – мне хочется тебя обрадовать. Сегодня утром я разговаривал с Майлзом и Полом, мы единодушно решили – пора. Сразу после свадьбы объявим, что ты выставляешь свою кандидатуру на выборах.
– Что ты имеешь в виду, говоря «сразу после свадьбы»? – нахмурилась Сесили.
– На свадебное торжество мы пригласим репортеров с целью осветить, как и полагается, данное событие, и во время празднества ты как бы случайно обмолвишься о своем намерении, а на другой день устроим пресс-конференцию.
– Нет, – возразила Сесили. Неужели для отца нет ничего святого? – Это свадьба Митча, это его праздник, пусть он им и останется.
– Такой удобный случай. Его нельзя упус…
– Нет, – оборвала отца Сесили. – Это моя предвыборная кампания, и мне решать, как и когда ее начинать.
Ее отношения с братом никак нельзя было назвать близкими и теплыми, находить с Митчем общий язык было непросто, но Сесили уважала брата, особенно его стойкость, с которой тот встретил известие об уходе отца. Нет, она не собиралась портить брату торжество с целью заработать побольше голосов во время выборов.
– Сесили, откровенно говоря, у тебя мало шансов на победу.
Что верно, то верно. Причин, мешавших ей победить на выборах, было не перечесть, но Сесили едва не тошнило от отцовского лицемерия, ведь он тоже навредил ей, и немало.
Не помня себя от злости, она ответила:
– Все благодаря тебе и твоей юной помощнице, которую как раз я не советовала тебе брать на работу.
– Как ни трудно тебе в этом сознаться, но нам обоим прекрасно известно, что твой имидж требует доработки.
Отец умел вежливо унизить ее.
У Сесили от обиды стеснило грудь.
– Пусть так, но ведь шантажировали не меня, а тебя.
– Ну и что тут такого? Избиратели уже простили меня. В конце концов, я не совершил ничего плохого.
– Ха! Просто тебя не поймали с поличным. Вот и вся разница.
– Дорогая, между реальностью и ее восприятием очень большая разница. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.
Что отец хотел этим сказать? В его голосе было столько ехидной уверенности, что Сесили даже опешила. Ему как будто было известно о ней что-то такое, о чем она, видимо, не догадывалась.
