– В таком случае придется поработать над моим восприятием.
Каким должно быть это восприятие? Ах, если бы только она знала, она немедленно принялась бы за его усовершенствование.
Из динамика раздался протяжный, удрученный вздох.
– Ты не умеешь налаживать отношения с людьми. Твои действия логичны и прагматичны, конечно, это полезные качества, но не они помогают завоевать голоса избирателей. Надо уметь нравиться избирателям, привлекать их, внушая им приятную мысль, что власть в их руках. Ты должна говорить на их языке, видеть мир их глазами, а тебе этого не дано.
Слова отца – в них, несомненно, была горькая истина – попали в цель, Сесили сильно расстроилась. Слезы навернулись на глаза, но она прогнала их. Чтобы она расплакалась?! Ни за что на свете! Со злой иронией она произнесла приторно сладким голосом:
– Не всякий умеет так поднять дух и пробудить энтузиазм, как ты.
Никогда нельзя показывать слабость. Никогда нельзя пасовать.
– Сесили, говорить тебе правду – это не только мое право, но и мой долг.
Волна возмущения захлестнула Сесили, и снова, благодаря выдержке, она погасила эмоциональную вспышку.
– Я не позволю тебе испортить Митчу свадьбу ради того, чтобы ты мог выступить в роли любящего отца перед толпой репортеров.
Сесили мастерски владела своим голосом, он звучал ровно и сдержанно, в нем не было слышно ни малейших ноток возмущения. Обида была прочно загнана внутрь и спрятана на самом дне души.
Отцу явно нравилось говорить правду прямо ей в глаза – видимо, он считал себя непогрешимым и умнее ее в сто раз. Неплохо было бы немного сбить с него спесь, бросить правду ему в лицо, отплатив той же монетой.
– Если тебе так необходимо наладить отношения с мамой в преддверии грядущих выборов, то я, как твой референт, могу дать тебе дельный совет: не надо использовать своего сына с целью повысить свой рейтинг при опросе общественного мнения. Действуя таким образом, ты добьешься прямо противоположного эффекта. Мама возненавидит тебя. Кто знает, может, она и так уже ненавидит тебя за связь с практиканткой, которая моложе меня, твоей дочери?
– Попридержи язык. – Натаниэл Райли явно разгневался.
Отец не умел сдерживать себя, беседуя с дочерью. Совсем другое дело, когда он выступал перед избирателями – тогда это был профессионал, знавший, как разговаривать с людьми, и умевший это делать.
– Я с ней не спал. Ясно?
– Не считай меня круглой дурочкой! Неужели ты думаешь, что я не замечала, как ты млел перед ее прелестями? Как красовался перед ней?
Прошло почти полминуты, прежде чем Натаниэл Райли произнес свистящим шепотом:
– Ты говорила об этом матери?
Усмехнувшись, Сесили покачала головой. Это было абсолютно в его духе. Как всегда, он прежде всего прикрывал свою задницу.
Перед ее глазами промелькнул очередной указатель с названием «Ривайвл».
– Всего доброго, папа.
Он отключился, даже не попрощавшись.
Сесили тяжело и протяжно вздохнула. Разговор оказался тягостным. Она сумела постоять за себя, под конец даже взять верх, но победа не доставила ей радости.
Впереди возник знак. Поворот на Ривайвл.
Она сбросила скорость и сместилась в крайний правый ряд. В голове и мыслях царил полный сумбур – семейный разлад, Шейн Донован, свадьба брата; надо было отбросить все это, не имевшее в ее глазах особого значения, в сторону и сосредоточиться на самом главном. На предстоящих выборах. И ее победе.
Победа на выборах – ее самая заветная мечта, ради нее Сесили была готова пожертвовать, чем угодно.
Минут пять Сесили тщетно стучала в двери дома брата. Бесполезно. Устав, она оглядела передний двор, на котором росли дубы и ивы, старинные друзья ее детских игр. Но теперь вместо кустарника, как во времена бабушки, свободное место занимали гортензия, лаванда, гвоздика и зелень, что красноречиво говорило о кулинарных увлечениях ее будущей невестки. Сесили попала в какой-то перепутанный мир, время как будто остановилось, окружающая реальность казалась одновременно близкой, хорошо знакомой и в то же время чужой и чуждой.
Слабый ветерок привычно шумел, пытаясь проникнуть под крышу над старым крыльцом. От детских воспоминаний у Сесили защемило сердце. Боже, сколько летних вечеров она провела на этом крыльце, вдыхая пряный густой запах надвигающейся ночи. Нет, довольно глупостей! А вот и река, раньше она вилась прямо у ног бабушки, которая читала вслух ее любимую детскую книгу.
Перед мысленным взором Сесили возникла бабушка: она сидела, как живая, перед домом в своем домашнем халате. Бабушку никак нельзя было отделить от всего того, что ее окружало. От видений из прошлого у Сесили перехватило дыхание.
Интересно, как отнеслась бы бабушка к ней, если бы увидела ее такой, какой она стала теперь?
Сесили раздраженно вздохнула, словно выпуская пар. Откуда только у нее могли возникнуть подобные мысли? Это все пустое, лишнее, ненужное… Нет, надо взять себя в руки. Стряхнув с себя наваждение, она позвонила в дверь, и снова безрезультатно, тогда Сесили с новой силой принялась стучать.
Внутри по-прежнему было тихо. Машинально она повернула ручку, и та неожиданно поддалась. Вероятно, ее ожидали. Недолго думая, Сесили зашла в дом. Каблучки ее туфель громко застучали по тщательно отполированному, что красноречивее любых слов говорило о чьей-то заботе, полу.
– Эй, я приехала, – громко произнесла Сесили, с любопытством рассматривая стены прихожей. Раньше они были обклеены розовыми обоями, а теперь выкрашены в нежно-серый цвет; к ее удивлению, новый интерьер выглядел прекрасно.
Сесили снова крикнула:
– Эй, это я.
В ответ из глубины дома послышался мужской голос:
– Я на кухне.
Сесили рассердилась: почему он не подошел, чтобы открыть двери? Бросив сумку на скамью в прихожей, она пошла на голос. Пройдя по длинному узкому коридору, она оказалась перед старыми дверьми на кухню, открывавшимися как в одну, так и в другую сторону. Эти двери, являющиеся достопримечательностью дома, были здесь с момента его постройки.
Кухня представляла собой разительный контраст с той кухней, которая сохранилась в ее памяти. Она выглядела как новенькая, обстановка не только отвечала современным требованиям, но даже опережала их. Вокруг все сверкало и блестело, начиная с всевозможного кухонного оборудования из нержавеющей стали и заканчивая отполированными гранитными столешницами и стойками бара.
Под огромной, явно сделанной на заказ двойной раковиной лежало распростертое на полу мужское тело. Головы было не видно.
– Подай мне, пожалуйста, разводной ключ.
Какой знакомый голос! Как всегда, от одного его звука у Сесили по спине побежали мурашки. Она сделала усилие, чтобы подавить охватившую ее дрожь. Ну конечно, иначе просто не могло быть! Первым, с кем она повстречалась, оказался не кто иной, как Шейн Донован.
