Забыв о всякой осторожности, Сесили не только бесстрашно встретила его поцелуй, но и ответила на него с не меньшей страстностью, немало удивившей его.
Шейн схватил ее за бедра, привлекая к себе.
Привстав на цыпочки, Сесили крепко обхватила его обеими руками за шею, словно пластырь, прилипая к нему. Она была довольно высокой – пять футов и восемь дюймов против его шести футов и четырех дюймов, – черт, она была сделана под заказ – специально для него.
Шейн просунул язык между ее губами, навстречу ее языку, и в этот же миг ощутил, как она плотно прижалась своей упругой грудью к нему. Он тихо зарычал от наслаждения.
Все происходило очень быстро. Так, что даже захватывало дух.
Черт, но это ему очень нравилось! Он жаждал обладать ею.
Он приподнял ее ногу и прижал Сесили к себе так, чтобы ее нога могла обвиться вокруг его талии. Его вставший член уперся точно между ее бедрами, те дрогнули и чуть дернулись вперед, словно стремясь к слиянию.
От нее исходил божественный аромат, сладко-ванильный, от него так сладко кружилась голова и пробуждалось желание проглотить ее целиком.
Они не прерывали поцелуя.
Иссушающего.
Обжигающего.
Сводившего их обоих с ума.
Страсть стучала в его висках, в его крови, он хотел ее, хотел сорвать с нее одежду и заняться любовью – ни о чем другом он больше не думал.
Ее ногти еще сильнее, еще требовательнее впились в его шею.
Как она была похожа на него! Такая же страстная и неудержимая.
Шейн принялся осыпать поцелуями ее шею и сразу ощутил, как неистово пульсирует ее кровь.
Она должна была стать его. Он хотел обладать ею, в нем горела первобытная страсть, примитивная в своей основе, ничем не сдерживаемая и совершенно сумасшедшая. Не помня себя от страсти, Шейн укусил ее за нежную и чистую кожу.
Сесили уже не стонала, а почти кричала изгибаясь и прижимаясь к его вставшему достоинству.
Шейн обхватил руками ее груди, крепко сжимая между пальцами твердые соски. Он рычал, как первобытный зверь. Он хотел большего, он хотел быть еще ближе. Одна его рука проскользнула ей под майку и принялась гладить ее живот, а затем и грудь.
– Наверх. Прямо сейчас.
Она уставилась на него изумленными, ничего не понимающими глазами.
– Шейн, так нельзя.
– Можно, Сесили.
Он опять начал жадно целовать ее, сводя с ума страстными поцелуями. И это ему удалось, она почти повисла на нем, сгорая от желания принадлежать ему.
Тяжело дыша, он посмотрел ей в лицо:
– Пошли. Больше у меня нет никаких сил терпеть, ни о чем другом не могу думать, я от тебя без ума.
Огромные синие глаза Сесили смотрели прямо в его глаза.
– Без ума?
– Черт, да! Рано или поздно, но это должно произойти. Это может произойти позже, но разве тебе этого хочется?… Я хочу тебя прямо сейчас, а для этого нет лучше места, чем моя кровать. Там нам точно никто не помешает.
Сесили шумно вздохнула:
– Зачем наверх?
Глупый вопрос. Он хотел обладать ею. Заявить свои права на нее, любить ее так, чтобы она забыла все пережитые ею оргазмы, чтобы они побледнели по сравнению с тем, что он хотел дать ей. Глупые, безумные, совершенно абсурдные мысли! Его сознание балансировало на самом краю бездны – бездны страсти.
– Мне хочется видеть тебя обезумевшей. Умоляющей. И знать, что я причина твоей нетерпеливости. Мне хочется видеть тебя всю, понять, на что ты способна.
Сесили усмехнулась:
– Для этого придется немало постараться.
Он поцеловал ее:
– Поверь мне, ты будешь просить, просить – и ничего больше.
Ее глаза лукаво блеснули:
– Я никогда не прошу.
Шейн чуть опустил глаза – прямо на ее губы, затем опять поднял, их взгляды встретились:
– Отлично, вызов принят.
Удивление на ее лице быстро сменилось на привычное благоразумно-рассудительное выражение.
Но все равно он мог бы легко подхватить ее на руки и отнести к себе в спальню, однако Шейну, как ни странно, хотелось, чтобы она сама сделала выбор, в чувственном порыве или сознательно, но сама. Он слегка отодвинулся.
– В таком случае, Сесили, выбор за тобой: ты идешь со мной или нет? Отвечай: да или нет.
В уголках ее губ затаилась улыбка, она склонила голову набок, насмешливо глядя на него:
– Боже, какой начальственный и высокомерный тон! Ты слишком самоуверен, тебе никто не говорил об этом?
– Да, говорили, – ответил Шейн, уже сдержаннее. – И, тем не менее, да или нет?
Он ждал. Откровенно говоря, он не был уверен в ее согласии, но как раз ее непредсказуемость, а может строптивость, нравились ему.
Она была загадочной и удивительной.
– Мне не стоит этого делать, – наконец промолвила Сесили.
– Почему? Мы же взрослые люди.
– На то есть свои причины. – Тень пробежала по ее лицу, а в глазах появился металлический блеск. – Нам следует остановиться.
Смутная тревога закопошилась в уголке его сознания, но он отогнал ее прочь. Сейчас он не был способен трезво рассуждать, он был настроен действовать. Кроме того, с его точки зрения, он еще не получил ясный ответ на свой вопрос.
– Итак, да или нет?
Сесили окинула его внимательным, оценивающим взглядом. Нет, она не кокетничала с ним, не пыталась заигрывать, вообще-то, это было совершенно излишне, она словно пыталась заглянуть ему в душу.
Ответа он так и не дождался.
Входная дверь с шумом распахнулась, и внутри дома послышались звонкие женские голоса. Сесили сразу выпрямилась, скрестив руки на груди и приняв холодный вид. Шейну захотелось изо всех сил ударить кулаком по стене, но именно в этот момент на кухню впорхнула Мадди, а следом за ней две ее лучшие подруги и Шарлотта.
В руках Мадди держала кучу сумок. Улыбнувшись Шейну и Сесили, она положила их на кухонный стол.
– Ты только посмотри, кого я встретила у дверей нашего дома!
Сесили незаметно сделала два шага в сторону, стараясь держаться подальше от вошедших. Все следы безумной страсти, владевшей ею всего минуту назад, исчезли, ее выдавали одни лишь припухшие губы.
Шейн сквозь зубы приветствовал вошедших женщин:
– А-а, Софи, Пенелопа. Быстро доехали?
– Привет, Шейн. – Софи помахала ему рукой.
Пенелопа, как всегда, аккуратно и строго одетая, в очках с темной оправой, прибавлявших ей серьезности, с красиво заколотыми волосами кивнула ему. Для Шейна и его бизнеса она была настоящей находкой, без нее он был бы как без рук, но сейчас больше всего ему хотелось послать ее к черту. Ее, как совершенно безупречного и ответственного секретаря-референта, ни в чем нельзя было упрекнуть. Но сейчас Шейну надо было на ком-то сорвать свою злость.
