Жемчугов счел своим долгом зайти с этим известием к Груньке, так как уже мог являться к Селине де Пюжи открыто, в качестве желанного и приятного гостя.
— О, это великолепно, это прекрасно! — стала восклицать по своей привычке Селина. — Этот старый простак всерьез думает нравиться…
Митька стал делать вид, что не на шутку ревнует Груньку к Миниху, та отнекивалась; кончилось тем, что Жемчугов остался у них обедать. Они долго сидели за столом. Селина сварила великолепный кофе — напиток, тогда довольно редкий и только входивший в употребление.
Очень довольный собою, обедом и вообще всеми обстоятельствами, Митька вышел от француженки, но едва он сделал несколько шагов, как ему навстречу попался подьячий с подвязанной щекой: поравнявшись с Жемчуговым, этот подьячий как-то внушительно-явственно в самое ухо шепнул ему:
— Начальник желает видеть вас немедленно. Пожалуйте к нему.
Слово «начальник» было произнесено с таким подобострастным видом, благоговением, что Митька тотчас же понял, о каком начальнике идет речь.
Он оглянулся, но подьячий был уже настолько далеко, что заговорить с ним не оказывалось никакой возможности… Да и не догнать его было — так быстро он удалялся.
Этот «прием» был нов для Жемчугова. Он не подозревал, что у начальника Тайной канцелярии так организована агентура.
«Значит, что-нибудь очень важное, нужно идти», — сообразил Митька и направился к Шешковскому, так как был ближе к нему.
— Куда ты провалился? — встретил его Шешковский. — Тебя вот уже по крайней мере битых три часа разыскивают по городу.
— Да что такое? Арестовать меня, что ли, хотят?
— Зачем арестовывать? Начальник хочет видеть тебя.
— А на что я ему понадобился?
— Не знаю. Он сам хочет говорить с тобой.
— Ну что ж, я не прочь… Да неприятное что-нибудь?
— Не думаю. Впрочем, вот увидим… едем вместе.
И они отправились вместе и были немедленно приняты Ушаковым.
— У меня есть к вам предложение, — сказал генерал-аншеф Жемчугову: — Вы желаете поехать в Дрезден?
У Митьки сердце екнуло. Он сразу почувствовал, что эта поездка должна иметь серьезное политическое значение и что судьба помимо его воли впутывает его в такие исторические события, развитию которых в известную сторону он хотел способствовать.
— Если нужно и если эта поездка сопряжена с известными опасностями, я тогда, конечно, не могу отказываться! — ответил он.
— Надо ехать, во-первых, почти без отдыха, чтобы быть на месте как можно скорее!
— А во-вторых, — подсказал Митька, — это нужно сделать так, чтобы никто не знал, что я еду курьером и везу с собой письма.
— Я вижу, что не ошибся, остановившись на вас; вы понимаете дело и без всяких указаний!
— Ну еще бы, генерал! Не хватало, чтобы я даже этого не сообразил! Поехать я, конечно, поеду с удовольствием, но только попрошу у вас на всякий случай два бланка с подписью герцога-регента, если мне придется обратиться к властям или вообще прибегнуть к авторитету власти!
— Хорошо! Для властей вам будет выдан открытый лист, и вы получите два бланка с подписью герцога.
Обещать такие бланки Ушакову ничего не стоило, потому что они имелись у него в запасе всегда.
— Кому будет адресовано письмо?
— Писем будет три: одно официальное и два конфиденциальных, графу Линару и графу Брюлю!
— Понимаю, все будет сделано!
— Помните, Жемчугов, что вы должны работать исключительно в интересах его высочества герцога Бирона.
— Регента Российской империи! — досказал Митька. — О да, я не забуду этого.
— Ну счастливого пути! Когда вы думаете выехать?
— Как только получу на дорогу деньги.
— Я вам передам их сию же минуту вместе с письмами.
— А через час я выеду из Петербурга на переменных лошадях.
— Ну идите домой и готовьтесь, а вслед за вами Шешковский привезет вам открытый лист, письма, деньги и документы.
41
ОТЪЕЗД
— Ты знаешь, — встретил Гремин Митьку, когда тот вернулся домой, — пан Венюжинский…
— Ну? — на ходу спросил Жемчугов, направляясь в свою комнату.
— Представь себе, сбежал!
— Да что ты говоришь!
— В самом деле, пропал почти вслед за тобой.
— Ах, чтоб ему пусто было! Ужасно неприятно, если он меня выследил и узнал, где живет француженка!
— Ну так что же? Так он немцу доносить не пойдет, раз ему «дурака» написал.
— Да вообще этот господин Станислав не очень будет кстати во время моего отсутствия.
— Какого отсутствия?
— Мне нужно ехать… в Дрезден.
— И скоро?
— Через час!
Василий Гаврилович от удивления сел на стул и раскинул в стороны руки.
— Как через час? — воскликнул он. — Да ведь это тебе не только нельзя пирогов настряпать на дорогу, но даже ничего и собрать нельзя!
— Не до пирогов мне, брат!
— Да нет, постой! Как же так? В этакую даль, да вдруг так сел да и поехал?
— Да как же иначе-то ехать? Ведь все равно, какие длинные приготовления ни делай, а в конце концов придется сесть да и поехать.
— Как же, милый человек? И не простившись ни с кем?.. Ведь этак что же подумают? А Грунька? А француженка?
— А вот о Груньке у меня к тебе будет просьба! Ты за ней присмотри, пока меня здесь не будет, и, если что ей понадобится, сделай. Да Боже тебя сохрани кому бы то ни было говорить, куда я отправился. Скажи, что я по делам в Москву поехал и скоро вернусь назад.
— Так и Груньке сказать?
— Нет. Вот что самое лучшее: пошли сейчас колымагу за ней, пусть она приедет сюда.
— Так лучше я сам за ней съезжу!
— Ну и великолепно.
Гремин поскакал за Грунькой, а Жемчугов стал делать приготовления к отъезду.
Сундук у него был крепкий и надежный. Он уложил в него все, что было нужно, и послал дворецкого Григория за ямской тройкой, приказав, чтобы выдали ее по открытому листу, который он немедленно предъявит, если вздумают сделать какую-нибудь задержку. Но задержки никакой не сделали, и Григорий вернулся на тройке.
Гремин привез Груньку, которая стала просить, чтобы Митька взял ее с собой.
— Ты с ума сошла? — спросил он ее. — А старик-то?
— Какой старик?
— Ну Миних разумеется! Кто же будет его обрабатывать? Помни: ты мне тут для дела нужна!
