— Но все-таки вы же слышите, ходите, разговаривают же с вами?.. Думаю, ведь у вас больше недовольных нынешними правителями, чем довольных?
О состоянии духа Линара Митька, тонко умевший разбираться в изгибах человеческой души, отлично знал по рассказам Селины. Кроме того, тайна флорентийского альбома, известная ему при посредстве все той же француженки, окончательно позволяла разгадать графа, и он, как бы видя его насквозь, ответил:
— Ну а сами-то вы довольны принцессой?
Линар топнул ногой и заходил по комнате.
— Ну вот видите! — продолжал Митька. — А ведь вы от нее отделаться не можете, хотя и желаете этого!
Граф понимал, что переживает одну из тех минут, когда человек вдруг может выболтать такое, о чем он будет жалеть потом, и потому старался сдержать себя.
Митька внимательно следил за ним, проверяя свои соображения и стараясь подвинуть сколь возможно свое дело. И вдруг, резко меняя разговор, он произнес, видимо лишь для того, чтобы сказать хоть что-нибудь:
— А какую мы на днях у приятеля моего окрошку ели! Вы, верно, не любите окрошки, граф?
— Я никакой окрошки не люблю, — ответил Линар, — а в особенности, когда вас самих хотят искрошить, изрезать, положить в миску и съесть с мягким хлебом!
— Так не надо даваться!
— Да ведь вы, русские, даетесь же?
— Нам делать нечего! Надо ждать!
— Ждать? Чего?
— Как вам сказать? Такой выходки, которая переполнила бы у нас чашу терпения.
Он произнес это с полным сознанием того, что о происшедшем во дворце он был уже осведомлен через Груньку, которой было уже известно о том, что правительница желает женить Линара на Юлиане Менгден и что для разговоров об этом была послана баронесса Шенберг.
— Какой же выходки вы можете ждать?
— Ну вот говорят, что правительница желает объявить себя самодержавной императрицей.
— Разве об этом говорят?
На самом деле об этом не говорил никто, но Митька произнес это с уверенностью и добавил:
— Повсюду говорят!
— Но это же — неправда! Принцесса и не думает о том, чтобы короноваться императрицей.
— Однако она сможет не только подумать о том, но и привести это в исполнение!
— И если это удастся ей…
— Ей это не удастся!
Линар взялся за голову и покачал ею, словно этим чисто внешним движением хотел утешить, убаюкать размечтавшиеся свои мысли.
Митька чутьем понял, что граф доведен уже до «должного» состояния и что, если пожелать исполнить дело, надо его сейчас оставить одного. Поэтому он простился и ушел, а Линар после некоторого колебания подошел к столу, взял лист синей золотообрезной бумаги и уверенным крупным почерком написал:
«Воля Вашего Императорского Высочества для меня закон. Я прошу руки Вашей фрейлины госпожи Менгден Юлианы».
39
СОЖЖЕНИЕ КОРАБЛЕЙ
Отправив во дворец свой письменный ответ с согласием жениться на Юлиане Менгден, Линар почувствовал необыкновенную веселость и легкость, словно с его плеч свалилась большая тяжесть. Отослав письмо принцессе, он тотчас же велел принести ящики и уложить в них итальянские альбомы. Потом он сел обедать и только что хотел послать за Селиной де Пюжи, как вдруг увидел пред собой появившуюся с террасы принцессу Анну Леопольдовну. Она была одна, в накинутом на голову и завязанном у подбородка платочке — своем любимом головном уборе.
— Вы — здесь? — спросил Линар с удивлением, которое выказалось у него настолько искренне, что он даже не сумел прикрыть его поддельной радостью.
— Я пришла навестить больного, — ответила принцесса. — Что же тут удивительного? Ведь входит же в обязанности принцев и принцесс посещение больных.
— Но как же ваше высочество пожаловали вот так, невзначай?
— Через комнату из третьего сада к вам в дом.
— Но ведь ключ от нее у меня!
— Когда ее делали, было сделано два ключа; один я дала вам, а другой оставила у себя.
— Какая счастливая мысль! — хотя несколько поздновато, но радостно воскликнул Линар.
Правительница обошла стол и, протянув обе руки графу, спросила.
— Итак, ты согласен?
— На что?
— На брак с Юлианой.
— О, да! По-моему, это — очень счастливая мысль, — опять произнес Линар, не обращая внимания на то, что повторяет фразу, сказанную им только что по поводу второго ключа.
— Ты понимаешь, ведь мы тогда будем вместе навсегда, — стала объяснять Анна Леопольдовна. — Как муж моей приятельницы, ты будешь жить в самом дворце.
Линар это так и знал.
— Но сама Юлиана как к этому относится?
— Ах, она, конечно, немножко поплакала. Ведь немножко плачет всякая девушка, когда ей приходится выходить замуж, и потом ей все-таки немножко грустно уступать своего будущего мужа мне. Но она — мне такой друг, что сделает это для меня, и к тому же мы все трое будем всегда вместе. Ты видишь теперь, как все хорошо устроится и тебе не нужно будет никакой противной француженки.
Линар увидел, что со стороны Анны Леопольдовны в ее плане женить его на своей любимице не было и тени какой-нибудь мести за Селину, как он сначала думал. Она руководствовалась исключительно себялюбивым чувством удовлетворения собственных желаний и в своей наивности была уверена, что все и всё создано лишь для удовлетворения ее прихотей.
Анны Леопольдовны не хватило даже на то, чтобы кольнуть этой свадьбой за француженку. Граф не ожидал, что она настолько проста.
— Отлично, отлично, — проговорил он. — Значит, я как можно быстрее отправлюсь в Дрезден и постараюсь немедленно вернуться оттуда.
— Зачем же в Дрезден, и зачем вам нужно уезжать? — упавшим голосом спросила принцесса.
— А как же? Мне это необходимо, так как нужно спросить согласие короля на брак. Я ведь здесь представляю его особу и не могу жениться без спроса.
— Но разве нельзя написать?
— По дипломатическим обычаям требуется личная просьба в данном случае. И потом в письме нельзя изложить все обстоятельства, а это важно. Зная лишь кое-что, в Дрездене могут не разрешить брака, а когда я поеду сам и все разъясню, тогда дело другое.
Анна Леопольдовна смотрела на него и слушала не столько слова, которые он произносил, а самый звук его голоса.
— И зачем мы с тобой родились на высоте, а не в сельской тиши, — протянула она почти нараспев. — Где-нибудь в хижине мы были бы счастливы, не знали бы никаких королей, ни посольств, ни этикетов, а были бы всегда вместе. Вот счастье-то!
— Мы всегда желаем того, чего у нас нет, и не умеем ценить данное нам судьбой, — произнес Линар.
