Разоруженная польская армия покидала город левым коридором, из переулков и ворот выныривали в одиночку и группами военные, размахивая желтоватыми платочками, и присоединялись к этому безрадостному походу.
Узнав, что офицеров повели в направлении Винников, мы наскоро собрали для Яськи гражданскую одежду и побежали по Лычаковской. Наверху догнали Люцию, которая куда-то спешила с пакетом под мышкой.
– Сервус, парни! Куда так гоните?
– Ищем Яську. Он должен быть где-то в колонне.
– Идем со мной, может, он там – в костеле! – она показала рукой на базилику Матери Божьей Остробрамской с ее высоким шпилем. – Там сейчас переодевают офицеров в гражданское. Вот видите – я тоже несу, насобирала по соседям. Слышали? На Сыхове русские окружили львовских полицейских, которые пытались выбраться в Румынию, и всех до единого перестреляли. Арестовывают всех государственных служащих, полицейских расстреливают на месте. Офицеров тоже ничего хорошего не ждет.
В костеле мы увидели массу военных, которые торопливо переодевались в то, что им принесли жены и дети, монахи живо сгребали с пола мундиры, ремни и сапоги и куда-то выносили, подгоняя военных, чтобы те быстрее переодевались и покидали помещение.
– Кому еще одежду! Кому одежду! – закричала Люция, и со всех сторон к ней потянулись руки и мгновенно расхватали все, что она принесла.
– Видел кто-нибудь Яську Билевича? – спрашивали мы, пробираясь через толпу, но никто не мог нам сказать ничего путного, кроме того, что хвост офицерской колонны еще несколько минут назад был виден с верхней Лычаковской. И вот, наконец, Люция притащила за руку мужчину, который сообщил, что был с Ясем в офицерской колонне.
– Когда до нас дошел слух, что колонну не пропустили на Сыхов, а повели на восток, кое-кто начал драпать. Мы впятером тоже сговорились удрать. Когда проходили мимо школы Святого Антония, все разом рванули к воротам, но конвоир заметил и выстрелил. Я услышал, как Яська вскрикнул, наверное, в него попали. Хотя я больше его не видел.
– А куда их ведут?
– Я слышал, что в Тернополь. Там вроде бы всех должны отпустить, но это маловероятно. На ночь они остановятся на займищах за Винниками, вот тогда можно будет к ним подобраться.
Мы простились с Люцией и поспешили в Винники. Чтобы не попасться на глаза красноармейцам, которые двигались длиннющей колонной, мы сошли с дороги в лес, а там можно уже было даже бежать по хорошо протоптанным тропкам, с давних времен облюбованным спортсменами. Вдруг до нас донесся звук автоматных очередей, это было где-то впереди, довольно далеко, и продолжалось недолго, выстрелы уже никого не удивляли, они постоянно раздавались и в самом городе, и за городом, поэтому мы продолжали бежать не останавливаясь. Дорога все еще была запружена большевиками и их боевой техникой, казалось, не будет им конца и края. Но вот мы услышали стоны и почувствовали резкий запах крови, свежей крови, запах, который повис в воздухе совсем недавно и еще не успел разложиться и превратиться в смрад, сейчас он был головокружительным и невыносимым, мы осмотрелись, но ничего не увидели, вокруг был лес, правда, на деревьях виднелись свежие следы от пуль, трава была устлана белыми щепками.
– Смотрите – вон там! – воскликнул Йоська и показал в сторону поляны, на которой прогуливающиеся часто устраивали пикники перед тем, как взобраться на Чертову гору. Там что-то было, именно оттуда доносились запах крови и стоны. Мы бросились туда и увидели гору трупов, небрежно прибросанных ветками. Это были расстрелянные львовские полицейские в своих гранатовых мундирах, но без оружия, юноши и взрослые мужчины, и из-под этой горы трупов доносился стон. Мы подбежали, сбросили несколько тел и высвободили молодого, еще безусого парня, у него было прострелено плечо. Вольф ощупал его и сказал:
– Кость не задело, пуля прошла навылет. Рана уже не кровоточит. Ты можешь идти?
– Кажется, могу, – кивнул парень, глядя на нас с надеждой, а я, присмотревшись к нему внимательнее, узнал того, кто конвоировал меня на допрос к Кайдану и сопровождал свидетелей.
– Ты меня не узнал? – спросил я.
– Нет, – ответил парень, и в его глазах промелькнул страх.
– Не бойся, – сказал я и, указывая на расстрелянных полицейских, спросил: – А Кайдан среди них есть?
– Нет. Не знаю, куда он делся. Что вы со мной сделаете?
– Ничего. Йоська, веди его назад, как дойдете до Лычаковской, оставишь его в кустах, мотнешься в церковь, попросишь у монахов гражданскую одежду и принесешь ему. Может, еще застанешь там Люцию, она вам поможет. Только идите все время лесом, чтобы эти вас не увидели. А мы с Вольфом побежим дальше.
Хвост офицерской колонны мы настигли перед самыми Винниками, но не приближались, а шли крадучись следом, пока всех пленных не вывели за село и не приказали становиться лагерем на займищах. Уже смеркалось, часовые расположились вокруг лагеря на определенном расстоянии друг от друга и устроили перекур, часть из них обессиленно свалилась на траву и принялась за ужин, охрана не была слишком бдительной, и это нас приободрило. Пленные собирались группками, вынимали из котомок продукты, к ним подходили крестьяне, о чем-то спрашивали, часовые их отгоняли, а вскоре крестьяне начали сносить воинам воду, молоко, хлеб, яблоки – у кого что было.
– Как ты думаешь, – спросил я Вольфа, – мы смахиваем на деревенских?
Вольф рассмеялся, поглаживая щетину на лице, – мы таки хорошенько заросли.
– Можно попробовать.
Мы остановили какого-то дядьку, который нес в корзине картошку, а под мышкой спелую желтую тыкву, и напросились помочь ему, я взялся за другой край корзины, а Вольф забрал тыкву, Яськины манатки порассовывали себе за пазухи.
– Что они с этой тыквой будут делать? – спросил я.
– Как что? – искренне удивился дядька. – Испекут. Это ж вкуснятина. Никогда не ели?
– Нет. Но обязательно попробую.
– Вы нездешние.
– Да. Ищем своего друга.
– Хотите передать ему одежду?
– Откуда вы знаете?
– Приходил ко мне один, которому удалось выбраться. – Потом шепотом добавил: – У меня в тыкве старые штаны и рубашка.
– И правда вкуснятина, – засмеялись мы.
Часовые лишь бросили на нас косой взгляд и пропустили, а мы сразу стали спрашивать про Яську. Офицеров чертовски забавляла наш тыква, со всех сторон сыпались шутки и советы, что с ней можно сделать, кто-то даже предложил разрезать ее пополам, выскрести середину и использовать, как ночной горшок, но поручик Грицюк, который был с нами на Городоцкой, сказал, что знает, как готовить тыкву, и никому не позволит над ней издеваться, а потом проводил нас к Яське, по дороге я поведал ему страшную тыквенную тайну, он присвистнул: «Ого! Придется разыграть в карты». Ясь сидел у огня с забинтованной левой рукой. Увидев нас, несказанно обрадовался и удивился, но я объяснил:
