В тот день Марко впервые обратился к отцу «папа», и Ярош почувствовал волнение, ему захотелось тоже что-то сказать в ответ, но он не мог подобрать слов, чувствовал себя виноватым, и это его сковывало, но Марко был настроен вполне миролюбиво и предложил встретиться где-нибудь за чашкой кофе.
– Должен тебе признаться, – сказал он, затягиваясь сигаретой, – я попал в переплет. Полгода назад. Меня загребли с «травкой», припугнули, что пришьют распространение наркотиков, хотя это была обычная марихуана, а потом… потом дали задание.
Ярош напрягся и приготовился узнать о чем-то ужасном, но то, что он услышал, рассмешило его.
– Мне сказали, чтобы я снял Данку, а потом познакомил ее с тобой. Но так уж случилось, что она мне понравилась, ну и мы начали встречаться… то се… Знаешь, не такой уж я крутой программист… надо было о чем-то подумывать… Так вот, когда я услышал, что ее отец начальник таможни, сразу воодушевился. Ты можешь меня осуждать, но я не пошел в тебя. Кроме того, я подумал, что ее отец и так меня отмажет. Но после того, как я вас познакомил, Данка неожиданно стала меня избегать. Я не долго бился над этой загадкой… Я понял, что на самом деле она меня, а не я ее использовал. Она хотела сойтись с тобой ближе и добилась своего, а я был лишь трамплином, – он горько усмехнулся, помолчал, погасил сигарету в пепельнице и продолжил: – Но я хочу тебе сказать, что совсем не сержусь. Фактически получилось все так, как они спланировали. Я выполнил задание, мы квиты.
– А что с травкой?
– Завязал. Да я и не очень втянулся, так просто – баловался. Вот и все, что я хотел сказать. Это чтобы ты не брал в голову. Ты ведь наверняка переживал?
Ярош кивнул:
– Все произошло как-то стихийно… Я ни в коем случае не хотел бы причинить тебе боль.
– Верю. Читал в одной книге… Называется «Весенние игры в осенних садах»… Автора забыл. Прикольная книжка. Не читал? Ну да, ты же таких книг не читаешь, я знаю. Так вот, там чувак пишет, что клин нужно вышибать клином. Вот я и вышиб. У меня есть новое увлечение. Отец у нее, правда, не таможенник, а заместитель начальника дороги, но тоже не последний человек, правда же?
– Ну что ж – поздравляю. Ты далеко пойдешь. А как насчет чувств?
– Я ее люблю. Не смейся. Любовь – это знаешь что? Это такая болезнь. Она длится очень недолго. А потом… потом уже наступает симбиоз двух существ. Кто-то пальма, а кто-то лиана. Вопрос лишь в том, кто из кого пьет соки.
– У меня такое подозрение, что пить соки собираешься ты?
– По твоей милости. Вот если бы ты выучился на юриста, хирурга или на крайняк стал народным депутатом, соки пили бы из меня. – Заметив удивленный взгляд Яроша, он рассмеялся, а потом поднялся и продолжил: – Да нет, я шучу. Мне пора. Будем дружить семьями? Ладно?
30
В приоткрытое окно врывался шум растревоженных ветром деревьев, ветви трепетали и стучали в стекла окон, а вскоре пустился ливень и застучал по крыше. Ярош проснулся и подумал, что дождь может залить подоконник. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, встал, закрыл окно, а потом спустился в ванную. На кухне на столе увидел в корзиночке груши, которые собрала Данка. Идея завтрака родилась мгновенно – смешал яйца, муку и молоко, добавил жидкого меда и, обмакнув в тесто кусочки груш, обжарил их на сковороде. И тут зазвонил мобильный: Курков.
– Привет! Я уже во Львове. Нужно где-то пересечься.
– Хорошо. Я свободен. Подарю тебе классную книгу воспоминаний о Львове.
– Что? Уже вышла?
– А ты знаешь о ней?
– Догадываюсь. Ты мне сбрасывал какие-то куски.
– А, я забыл. Так где встречаемся?
– Ну, как где? Там, где цветет гашгаш, под тенью его, – Курков засмеялся и отключился…
Ярош попытался его перенабрать, но тот оказался вне зоны. Потом позвонил издатель и сообщил, что везет ему книги, как и обещал. На удивление оперативно, удивлялся Ярош, за каких-то четыре дня книжку напечатали. Теперь уже он позвонил Милькеру и сообщил приятную новость. Старик несказанно обрадовался.
– Жду вас в три. До обеда у меня есть еще кое-какие дела.
31
Последние звуки танго затихают, и воцаряется тишина, нежная и хрупкая, Ярка медленно опускает руки, все еще сжимая скрипку и смычок, а в ушах продолжает звучать та же печальная мелодия, казалось, этой мелодией прониклись уже все стены и мебель, даже маки узнали ее и развернули свои раскрытые лепестки к скрипке, как подсолнухи к солнцу. Ярка стоит перед учителем, как громом пораженная, ибо то, что почувствовала во время игры, ее сначала ужаснуло, а потом вызвало множество вопросов, на которые она, прежде всего, сама себе должна была ответить, но не знала как. Это не было похоже на то, что она чувствовала прежде, тогда пугала таинственность и неизвестность, сейчас же все стало на свои места, все прояснилось, выстроилось в один ряд, но в голове гудело от наплыва эмоций, невысказанные слова толпились в мозгу, набухали, выстреливая стеблями.
– Неужели это правда? – произносит она сквозь слезы.
Слезы текут и по лицу Милькера, печаль и радость в его глазах, губы дрожат, но ни единое слово так и не срывается с них. Маки медленно опускают головки. Милькер протягивает к девушке руки, она послушно, как лунатик, подходит и прижимается к его груди, он гладит ее по голове, она утыкается носиком в его шею и замирает, все еще не выпуская из опущенных рук скрипку и смычок, несколько минут оба стоят неподвижно, и кажется, весь старый дом из уважения к ним застыл, как цапля, притих и не смеет потревожить их ни малейшим звуком, ни скрипом, ни шорохом, тишина длится до тех пор, пока на лестнице не раздаются чьи-то шаги, девушка выпрямляется и вопросительно смотрит на старика, Иосиф кивает, она отступает на два шага, дрожащими руками прикладывает скрипку к подбородку и взмахивает смычком. Мелодия танго взлетает в воздух, тонко звенит в оконных стеклах, скользит по книгам, маки снова оживают и поднимают головки, лепестки шевелятся в такт, еще чуть-чуть, и они, разбившись на пары, пустятся в пляс, солнце выныривает из-за деревьев и плещет щедрыми лучами в окна, длинные тени падают на пол. Дверь открывается, и входит Ярош с несколькими экземплярами воспоминаний Орика Барбарыки. Войдя, замирает, потом с удивлением смотрит на Милькера, тот улыбается ему так, как никогда прежде, как улыбается кто-то, кого ты любил, но давно с ним не виделся, улыбается и Ярка, хоть и сквозь слезы, и обе эти улыбки на фоне музыки перехватывают ему дыхание, кажется, что сердце не выдержит такого бешеного ритма, вырвется из груди, Ярош прислоняется к стене и слушает мелодию, которая ведет его по закоулкам снов и грез в нечто неведомое и сладкое, радостное и тревожное, взгляд его падает на пол, где скрещиваются тени маков, тени мелькают, танцуют, кружатся, просто в глазах рябит.
