А вот в лавке на втором этаже за прикрытыми ставнями колыхался неверный свет одинокой свечи. Кто там? Сторож или брат-кузнец? Хозяин-то лавки наверняка в городе живет, в своем доме, а этот, может, и тут. Не спит перед завтрашним, переживает? И поделом ему. Или все-таки сторож? Только с чего бы за закрытыми ставнями да в доме? А вдруг засада, стрелок? И не свет это свечи, а огонек на конце аркебузного фитиля. Заметит фигуру Афанасия да как пальнет? Ладно, отступать некуда.
Утерев выступившую испарину, тверич повернулся спиной к неверному свету и легонько постучал по глиняной стене. Мулла ответил ему тихим стуком снаружи. Афанасий подставил нож к окаменевшей глине и, ударяя по рукоятке ладонью, стал пробивать отверстие на уровне земли. Стена была толстая, потому возиться пришлось долго. Наконец вывалился наружу последний кусок, и в проеме появился поблескивающий глаз хорасанца.
– У тебя хорошо все? – спросил он шепотом.
– Тишь да гладь, – ответил Афанасий. – А у тебя?
– Тоже. Помощь не нужна?
– Нет, пока справляюсь, – ответил купец. – Ты тихо сиди, а еще лучше к ручью отойди от греха.
Мулла исчез, Афанасий же насыпал в дырку побольше пороху и повел дорожку дальше, прямо к стоящей во дворе кузнице. Довел до края вытоптанной земли и рассыпал все, что осталось, по окрестностям. Главное – чтобы брат-кузнец не вздумал исправить чью-нибудь подкову до того, как они встретятся утром, не то сгорит его план ярким пламенем без всяких результатов. Купец утер рукавом вспотевшее чело и вытер влажные руки о рубаху. Теперь надо убираться отсюда. По собственным следам он вернулся к забору и перемахнул через него на улицу. Нашел взглядом муллу, скорчившегося невдалеке под кустом, словно бездомная собака.
– Ну как тут?
– Стражники, двое, только что в ту сторону прошли. – ткнул пальцем мулла себе за спину.
– И хорошо. А мы в другую пойдем, – улыбнулся Афанасий.
Прижимаясь к стене, они двинулись вдоль ручья и, стараясь не перейти на бег, очень уж неспокойно было на душе, вернулись к башне.
– Что теперь? – спросил мулла, смиряя рвущееся из груди дыхание.
– Теперь поспать бы.
– Да заснешь тут, как же, – ответил хорасанец.
– Все равно попробовать надо, до рассвета еще часа три. Кстати, ежели дело не выгорит и меня споймают, ты не геройствуй, уходи из города да пробуй домой вернуться. И не надо тут своих «я тебя не оставлю», – усмехнулся купец. – Жизнь одна, другой не будет и лучше до конца прожить, а не срезаться на полдороге.
Мулла не ответил. Он уже спал.
Лишь только солнце окрасило алыми сполохами игольчатые минареты, друзья уже были в пути. У самого начала оружейного ряда они разошлись. Мулла отправился на задворки, к тому месту, где они прикопали у стены мешок с порохом, а Афанасий – к воротам кузнечного двора. Те были еще заперты.
Купец постучал в них тяжелым кулаком. Никто не ответил. Он постучал еще раз, для верности пнул сапогом. За воротами завозились. Лязгнул засов, и одна створка медленно отъехала в сторону. Отворил ее не старенький привратник, а вполне здоровый молодой воин с заспанным лицом и обнаженным кинжалом в руке. Другой воин, тоже заспанный, с копьем наперевес, оказался за второй створкой. Афанасий прошел внутрь, чувствуя спиной их недобрые взгляды, и направился прямо к кузнице. Воины пошли следом.
В кузнице Афанасия ждали трое. Начальник стражи с рукой на эфесе сабли, такой же заспанный, как и его подчиненные, и два брата-близнеца, радостно возбужденные, с лихорадочным блеском в покрасневших глазах. Наверное, они оба не спали, вдвоем сидели на втором этаже. Строили планы на светлое будущее. А что, имели право, с таким-то секретом почти в руках. А может, решали, как его, Афанасия, со свету сжить, не заплатив. Ну да, получите вы у меня секрет, подумал он, стараясь удержать на лице равнодушную маску.
– Как тебе спалось? – ехидно спросил брат-лавочник. – Хорошо ли?
– Да мне-то хорошо, у меня совесть чиста. А вот вас, она смотрю, всю ночь грызла, – вскинулся купец, хотя слово себе дал держаться ровно. Но мочи не хватило.
– Ладно, хватит! – оборвал их брат-кузнец. – Давайте уже о деле.
– Ну, о деле, так о деле, – взял себя в руки Афанасий, хотя внутри все кипело так, что потели ладони.
Начальник стражи зевнул, деликатно прикрыв его ладонью.
– Принес? – спросил брат-купец.
– Принес.
– Тогда показывай.
– Э нет, вы сначала деньги покажите…
Лавочник поморщился, будто у него болели зубы, и достал из-за пояса кошелек. Встряхнул. Внутри тяжело звякнуло. Так звенеть могло только золото.
– Вот, доволен? Теперь ты.
– И сколько там у вас?
– А сколько договаривались, столько и есть, – ответил лавочник.
– Так сколько? – спросил Афанасий.
Начальник стражи хмыкнул и потянул саблю из ножен. Под лопатку Афанасия кольнуло острие копья. Тверич поднял руки вверх, показав, что сдается, и полез за пазуху. Нашарил рукой веревку и стал вытягивать мешочки. Он тянул нарочито медленно, делая вид что распутывает узлы. Наконец извлек пояс на свет божий.
– Давай сюда, – братья аж приплясывали от нетерпения, на лицах их играла неприкрытая алчность.
Даже начальник стражи окончательно проснулся и сверлил Афанасия прищуренными глазами. Воины за его спиной подступили еще ближе, чуть ли не дыша в затылок.
– Э, нет, – купец спрятал руки за спину. – Сколько тенек даете? Вы мне так и не сказали, а уговор дороже.
– Да как ты… – начал было хозяин лавки, но брат-кузнец положил ему руку на локоть, надавил. Лавочник замолчал, отвернулся, сплюнул под ноги со злостью.
– Мы решили дать тебе двадцать золотых, – ответил за брата кузнец.
Брови Афанасия поползли вверх – такой щедрости он не ожидал. Может, и черт с ними, не взрывать? Просто отдать липовые мешочки, пусть брови опалит, и ладно?
– Но, – кузнец поднял вверх заскорузлый палец, – чтобы с тобой договориться, нам пришлось обращаться к начальнику стражи. А его нужно отблагодарить, поэтому из суммы мы вычтем пять золотых. Ему пришлось привлекать своих людей, вчера троих да сегодня двоих. Каждый должен получить за свою работу еще по золотому.
– Не жирно ли будет по золотому-то на нос? – усмехнулся Афанасий.
Он видел, что его нагло обманывают, только не понимал, зачем. Проще ведь было дать, сколько хочется. Деваться-то ему все равно некуда. Наверное, братья хотели как-то оправдать в собственных глазах откровенный разбой.
– Не мы цену назначаем, – ответил кузнец.
Афанасий глянул на начальника стражи, что поигрывал в сторонке дорогим перстнем. Может, и правда, дело в этом красавце? Простые воины, конечно, по золотому не получат, много по монетке серебряной, но уж этот своего не упустит.
