Июль 1752 г. от Р. Х.,
Версаль
Похоже, после недолгой полосы везения на графа Григора Орли де Лазиски вновь надвигались тяжелые времена. И поскольку иного выхода уже не было, утром он пригласил жену в свой кабинет, открыл потайной ящичек в секретере, достал оттуда заботливо засушенную розу, стебель которой был обвит пурпурной лентой с вышитой золотой надписью «27 января 1730 года от Р. Х.» и поведал наконец давнюю историю спасения Жанны-Антуанетты Пуассон из рук парижских грабителей. Луиза-Елена слушала удивительный рассказ очень внимательно, широко раскрыв глаза и не проронив ни единого слова. Когда же муж закончил, лишь спросила тихонько:
– Думаешь, она поможет?..
– Не знаю, не знаю, – вздохнул граф. – Тогда она милостиво обещала капитану Густаву Бартелю свою благосклонность. Но того шведского капитана никогда даже не существовало, тогда как мадемуазель Пуассон в конце концов добилась того, к чему так стремилась с детства. Да и весьма различаются наши взгляды на жизнь, дорогая моя Олена…
Она потупила взор. Разумеется, граф Григор Орли де Лазиски и графиня Луиза-Елена ле Брюн де Дентевиль выглядели при дворе его королевского величества Луи XV «белыми воронами». Почти пять лет состояли в браке, а до сих пор сохраняли верность друг другу. Ну хоть бы ради приличия один из них обзавелся бы любовницей или любовником! Хоть бы один громкий скандал по причине супружеской измены!.. А хоть и не слишком громкий, а так – исключительно для создания положительного реноме. Оно бы им отнюдь не помешало!
Но – нет, нет и еще раз нет!!! Граф Орли де Лазиски и графиня ле Брюн де Дентевиль не желали предавать свою любовь.
Даже если на это косо смотрел сам его королевское величество Луи XV.
А тем более – она…
Всесильная, хотя и некоронованная повелительница Франции, которая звалась когда-то Жанной-Антуанеттой Пуассон, а ныне сравнялась в могуществе с самим монархом.
Тем не менее, ничего не попишешь: в нынешнем затруднении помочь ему может только и исключительно эта женщина.
А если не она – тогда уж точно никто…
Приехав в Версаль, Григорий попросил доложить госпоже маркизе о своем визите, при этом вручив камердинеру резной футляр красного дерева с той самой засушенной розой. Слуга смотрел на графа сочувственно, но как-то пренебрежительно. Еще бы – много кто ищет милости его госпожи… особенно те, над кем нависает опасность монаршей опалы. Вот и очередь графа Орли де Лазиски настала!
Но вернулся камердинер быстро – не более чем через минуту. Его голос дрожал от плохо скрываемого удивления, когда он провозглашал торжественным тоном:
– Ее светлость с радостью ожидает вас, любезный граф!
Пояснение подобной смене поведения этого надутого индюка напрашивалось само собой: по непонятной причине госпожа маркиза очень обрадовалась, увидев засушенный цветок, и вопреки тому, что принес его почти опальный граф Орли де Лазиски, немедленно пригласила нежданного гостя к себе.
Что ж – вперед!
Похоже, фортуна таки вновь поворачивается к нему лицом…
– С каких пор вы собираете гербарий, любезный шевалье?
– О-о-о, это мое давнее, очень давнее увлечение!
– А откуда достали этот замечательный экземпляр?
Маркиза сидела в роскошном кресле возле небольшого столика, на котором лежал раскрытый футляр красного дерева с заботливо засушенной черной розой, и только непостоянного цвета глаза (то ли желтовато-зеленые, то ли серо-голубые – в зависимости от освещения) цепко следили за визитером. Она явно присматривалась к Григорию, изо всех сил стараясь припомнить: он это или все же не он?
– Цветок дала когда-то мне на добрую память маленькая парижанка по имени Жанна-Антуанетта Пуассон, – граф расплылся в искренней улыбке и низко поклонился. Однако маркиза, наоборот, посуровела и сказала:
– Да, прекрасно помню этот день. Но, насколько могу припомнить, я дарила этот цветок капитану гвардии шведского короля Бартелю, который спас мою жизнь. Ныне же передо мной – французский дворянин граф де Лазиски. Или я, возможно, ошиблась?
– Только в одном, мадам: я родился не в Швеции и не во Франции, а в далекой Украйне, причем от рождения являюсь гетманычем Григорием Орликом, сыном гетмана в изгнании Пилипа Орлика и его жены Ганны Орлик. К величайшему сожалению, мои благородные родители давно пребывают в лучшем мире… – Он грустно вздохнул.
– Гетманыч?.. Гетман?.. Украйна?.. Так вы принадлежите к той странной казацкой нации, о которой мой учитель месье Вольтер
[46] написал целую книгу?
– Да, мадам, так и есть. – Григорий глубоко поклонился. – А сведения для «Истории жизни Карла ХII» Вольтеру передал не кто иной, как ваш покорный слуга. Причем приблизительно в тот самый период, когда имел честь познакомиться с вами… и оказать ту самую небольшую услугу, за которую и была подарена роза.
– А как же быть со шведским капитаном Густавом Бартелем?
– Но ведь и вы звались тогда Жанной-Антуанеттой Пуассон, а не маркизой де Помпадур!
Сказав это, Григорий поклонился вновь.
– Я получила титул почти восемь лет тому назад, а значит, не вводила вас в заблуждение относительно своего имени ни тогда, ни сейчас.
– Знаю, ваша светлость, знаю. Как и то, что в периоды между Жанной-Антуанеттой Пуассон и маркизой де Помпадур вы назывались мадам д’Этиоль.
– Женщины иногда выходят замуж, наблюдается за нашим полом такая слабость, – с самым серьезным видом ответила маркиза. – Но женщине брать фамилию мужа естественно. Вместе с тем вы, шевалье, именно притворяетесь – то шведским гвардейцем, то французским дворянином…
– Простите, но титул графа де Лазиски милостиво даровал мне его королевское величество Луи XV за участие в реставрации его благородного тестя Станислава Лещинского, так что здесь все законно.
– А как же быть со шведским гвардейцем?..
– Его королевское величество Карл XII зачислил меня в свою гвардию фенрихом еще тридцать семь лет назад
[47]… так что ко времени встречи с вами я как раз успел дослужиться до капитана.
