– Так между учеными людьми заведено, спросите кого угодно.
– Подозрительно оно как-то. Очень подозрительно.
– Ничего подобного. На латыни пишутся все рецепты…
– Вот я и говорю: все это – ваша прусско-масонская тайнопись.
– А я говорю, что вы очень рискуете. Так как если ее императорское величество своевременно не получат лекарства…
– Прежде ее императорскому величеству хватало доброго токайского вина, лишь бы утихомирить головную боль.
– Теперь уже не хватает. Поэтому ее императорское величество и попросила его светлость господина Разумовского приставить к ее особе меня, так как мой предшественник не знал никаких других рецептов, кроме доброго старого токайского.
– А ты свои масонские тайнописи здесь сразу начал разводить…
– Я лишь облегчаю страдания ее императорского величества. И все это – для блага Российской империи, не забывайте.
Следователь глубоко вздохнул. Ле-Клерк с удовлетворением отметил про себя, что он почти готов сдаться. Однако не все было так просто…
– А почему это ты так странно ведешь себя, дохтур?
– То есть?
– Не понял разве, о чем это я спросил?
– Нет.
– Тогда специально для всяких разных жабоедов объясняю. За последнюю неделю ты дважды посещал аптеку госпожи Зоненфельд, теперь собираешься туда в третий раз.
– Ну и что в том странного?
– Тем не менее, тем не менее…
– Я врач – она аптекарша…
– Ты посещал ее учреждение лично. Во-первых, можно было послать кого-то из твоих помощников… Надеюсь, у тебя, дохтур, есть помощники?
– Конечно, есть. Тем не менее, когда речь идет о здоровье ее императорского величества, можно и лично похлопотать…
– Ты хочешь сказать, что это весьма важно?
– Ну да! А вы разве не считаете, что…
– Ну, предположим. Но ведь, во-вторых, можно было вызвать госпожу Зоненфельд ко дворцу. Зачем же тебе самому?..
– Я состою при особе ее императорского величества недавно, сейчас выбираю поставщика лекарств, поэтому и хотел лично убедиться, как выглядит учреждение госпожи Зоненфельд.
– А что, жабоед, у тебя есть какие-то сомнения?
– Нет-нет, не то чтобы сомнения, но…
– Что же тогда?
– Госпожа Зоненфельд – честная вдовушка, ее учреждение пользуется доброй репутацией. И все же когда речь идет об августейшей особе, одних лишь слов мало. Надо проверить все на месте, причем лично. Вы должны меня понять… хотя бы в силу ваших же служебных обязанностей.
– Ты на что намекаешь, дохтур?
– А хотя бы на настоящую проверку.
Следователь вздохнул, сделал вид, что уже в который раз перечитал написанное в рецептах, потом спросил:
– А может, ты того…
– Что именно? – не понял врач.
– Может, тебя привлекает не учреждение госпожи Зоненфельд, а сама его хозяйка, а?
– Ну, знаете… – Ле-Клерк невольно улыбнулся.
– Знаю, жабоед, знаю. Ты холостой – она вдовушка. Ты врач – она аптекарша. Общие интересы, общие чувства… Да?
– Мои личные чувства никого не касаются, кроме меня самого, – с достоинством ответил Ле-Клерк.
– А вот и ошибаешься, дохтур. Когда речь заходит о ее императорском величестве – касаются.
– Насколько я понял, вы спрашивали, принадлежу ли я к какой-либо ложе прусских масонов?
– А что, ты в конце концов сознаешься? – оживился следователь.
– В таком случае учтите: я – француз, госпожа Зоненфельд – австрийка. Франция, Австрия и Россия вместе воюют против Пруссии. Так вы даже после этого хотите сказать, что я – прусский масон?!
Следователь промолчал.
– Тем более, госпожа Зоненфельд – женщина. Насколько я знаю, среди масонов женщин нет.
– Откуда тебе это известно? – следователь так и прикипел глазами к Ле-Клерку.
– Так ведь масонов называют вольными каменщиками, тогда как о каменщицах я никогда и ничего не слышал. А вы слышали хотя бы что-нибудь?..
В таком же духе спор продолжался еще с полчаса. В конце концов следователь не выдержал и отпустил Ле-Клерка. В самом деле, а как еще он мог поступить – не оставлять же ее императорское величество без лекарства от ужасной мигрени… Она же действительно могла рассердиться на слишком старательного следователя. Вот если бы он вытянул из врача признания… А так – далее задерживать француза в подвале не было никакого смысла.
Забрав рецепты, довольно прохладно распрощавшись со следователем и напоследок напомнив, что лечение ревматизма – штука несложная, Ле-Клерк наконец оставил сырой подвал. Возле выхода его ждала карета на полозьях. Даже не оглянувшись назад (и без того понятно, что ищейка вскочит на задок, едва лишь они отъедут), приказал кучеру гнать коней к аптеке госпожи Зоненфельд без малейшей задержки.
Как и в прошлые два раза, вдовушка-аптекарша была кротка и вежлива. Ле-Клерк передал ей все три рецепта, попросил не медлить. Намекнул, что может похлопотать перед ее императорским величеством, чтобы госпожа Зоненфельд получила монополию на поставку лекарств к императорскому двору. Хозяйка так и расцвела, мило улыбнулась. Она в самом деле еще ничего, подумал Ле-Клерк. Может, над словами следователя стоит задуматься? Так вот не знал, не знал – и вдруг угадал!..
Да, служба у ее императорского величества – дело почетное. Выполнение обязанностей перед хозяином – тем более. И все же жизнь – это жизнь, рано или поздно она берет свое…
На этом Ле-Клерк и оставил гостеприимное учреждение госпожи Зоненфельд, сопровождаемый кротким взглядом хозяйки. На улице незаметно огляделся по сторонам и увидел, что ищейка прячется за углом. Наверное, зол, как черт, – ведь озяб на пронзительном ветругане. Ну, ничего, ничего – у каждого своя работа!
А над словами следователя подумать следует. Бесспорно, следует…
Февраль 1759 г. от Р. Х.,
Франкфурт-на-Майне, ул. Олений Брод,
ставка военного губернатора французов графа
Теа де Тораса де Прованса
– У меня хорошая новость из Московии, маршал.
– В самом деле, генерал?
– Да, наш друг Ле-Клерк прислал важную весточку.
Де Брольи сразу оживился:
– Ну-ка, ну-ка, интересно! И о чем же он пишет?
– О своем повышении.
– То есть?
Левая бровь маршала вопросительно выгнулась.
– Он уже более не является личным врачом его светлости Кирилла Разумовского.
– Вон как? Кем же он стал – может, управляющим имением Разумовского?
