Так неслись минут двадцать, затем машина быстро перебралась
в правый ряд, притормозила и остановилась у самой бровки. Мужчины на тротуаре
оглянулись и тут же оказались внутри машины, словно просочились сквозь запертые
дверцы. Один сел впереди, второй опустился на сиденье рядом со мной, сказал
профессионально дружески, отчего на меня повеяло Лубянкой:
– Мой заместитель вчера разговаривал с вами, он и должен был
войти в контакт, но я решился удостовериться сам. Меня зовут Николай
Васильевич, у меня такая же разношерстная организация, как у вас.
Я помолчал, еще не определившись, как с ним держаться.
Он сидит рядом, но в лимузине просторно, между нами дистанция, я вижу краем
глаза, как серебрятся коротко стриженные волосы, даже поблескивают, словно
металлические иглы, острые и опасные. Этот директор ФСБ, фамилия его Конецпольский,
выглядит острым и неприступным, словно вместе с ним вошло окружающее его
силовое поле, не позволяющее не то что прикасаться к нему, но даже садиться
слишком близко.
По его прямой спине можно бы принять за балеруна, если бы с
первого взгляда я не уловил: люди с таким лицом и глазами цвета обнаженного
ножа никогда не снизойдут до танцев, это кадровая армия, да не просто армия, а
настоящая, ее ядро, такими раньше были кавалергарды, у них и выправка на всю
жизнь, и манеры, и осанка, такого человека выдает даже взгляд и отрывистая
упругая речь.
В то же время по его сухощавому суровому лицу видно,
что этот человек много повидал, много пережил, много испытал.
– Моя называется партией, – сказал я наконец, – а
ваша… иначе.
– Верно, – согласился он. – А служба наша в
том, чтобы граждане нашей страны чувствовали себя в ней в безопасности. Не так
ли?
– Нет, – сказал я.
– А как, по-вашему?
– Чтобы граждане нашей страны чувствовали себя в
безопасности. Можно сократить ненужные слова еще больше: чтобы граждане чувствовали
себя в безопасности.
Он подумал, кивнул.
– Да, в идеале это так. Как с прекрасным лозунгом насчет
подставления левой щеки. Все понимают, да никто ему не следует. Жизнь, увы,
заставляет думать в первую очередь о сегодняшнем дне. А сегодня выглядит
так, что вы можете одержать победу на выборах. К вам уже присматриваются не
только наши деятели, но и зарубежные. Я имею данные, что с вами уже
вступали в контакт представители… других правительств.
– Даже не разведок? – уточнил я.
– Те не в счет, – ответил он серьезно. – Но к вам
проявили интерес и главы государств. Вы же сами понимаете, ваша программа в
первый день прозвучала, как курьез, потом – как похоронный набат. Даже
когда все заговорили в печати и на кухнях, все равно не представляли, во что
выльется! Еще и потому, что такое прозвучало не в какой-нибудь Англии, что и
так почти один из штатов, а здесь, в России! Где только что строили коммунизм
для всего мира, где только свою дорогу полагали верной. А еще мало того,
что сама по себе идея дикая, сногсшибающая, но что исходит от вас, лидера
русских националистов, – вообще ни в одни ворота! Такое может быть только
в России. Сейчас уже не только Россия бурлит, весь мир замер в нетерпении, ждет
наших выборов. Раньше с таким интересом весь мир следил за выборами в Штатах, а
сейчас вся Америка следит за тем, кого выберут в России. А нас, силовые
структуры, вообще трясет, как при землетрясении. Для кого-то, как вы понимаете,
ваше избрание означает попросту могильную плиту.
Он сказал спокойно, но я ощутил, что только сейчас подошли к
основному вопросу. Машина идет по Пятницкой, до нашего офиса по дуге минут
пятнадцать, а с учетом пробок и все полчаса, успеем обсудить основные моменты.
– Напрасно, – ответил я. – Не представляю, для
кого может быть плохо, а то и могильно, если вольемся в Соединенные Штаты. Для
кого? От этого плохо только самим Штатам, там на приличное время понизится
общий уровень жизни! Да и вообще начнутся некоторые болезненные подвижки.
А вот россиянам – в кайф. Тем более – умным, энергичным,
знающим, работящим.
– А Штаты примут? – поинтересовался он чересчур
легким тоном.
– Да, – ответил я как можно тверже. – Их
патриотизм настоящий, вы же знаете, в отличие от нашего декларативного. Это
русские ради России даже пальчик не прищемят, только болтать горазды, а рядовые
американцы легко пойдут на снижение жизненного уровня в обмен на присоединение
таких громадных территорий и такого количества народа, что автоматически
закрепляет за их страной статус сверхдержавы на все времена. Они понимают, что
через пять-десять лет эти природные богатства востребуются и обеспечат
западную – именно западную! – цивилизацию всем необходимым для
богатства, процветания и выхода к звездам.
Он слушал внимательно, следил за моим лицом. Я не
сомневался, что разговор еще и записывается, чтобы потом, тайком от
контролирующих работу ФСБ людей президента проанализировать, проверить на
программах, умеющих вроде бы отличить правду от брехни.
– Это вам так сказали?
Я замялся на миг, ответил после паузы:
– Не конкретно этими словами. Но мы умеем многое давать
понять, не произнося опасных или даже просто обязывающих слов, не так ли?
Он нехотя кивнул.
– Да, верно. Если придете к власти, как намереваетесь
поступить с силовыми структурами?
– Никак, – ответил я. Пояснил: – Мое правительство
в идеале должно просуществовать один день. Хотя такого не случится, процесс
перехода затянется, я пробуду президентом все это время, однако все закончится
тем, что Россия растворится в Штатах. Так зачем же мне что-то менять? Если
кто-то захочет продолжать работу по обеспечению безопасности, думаю, он в ней и
останется. Смешно полагать, что ФБР вот так сразу возьмется наводить порядок в
России. А если кто-то не захочет признавать верховную власть американцев и
главенство ЦРУ и ФБР над ФСБ, тот наверняка сумеет за это время утянуть из
казны несколько миллиардов долларов, у нас ведь не рубли, а уже доллары,
организовать свое дело, чтобы исчезновение границ между Россией и Америкой
только подняло бизнес на новую высоту!
Он подумал, посмотрел в окно. Терещенко и второй, что сел в
машину одновременно с фээсбэшником, за время разговора не только не проронили
ни слова, но даже не шевельнулись, только у Сергея руки двигаются, он вертит
баранку, машина проскальзывает в щели, иногда выскакивает на тротуар,
фээсбэшник сказал коротко:
– Перед светофором остановишь.
Мне показалось, что красный зажегся чересчур рано, потом
вспомнил про эти новомодные переключатели светофоров, в Штатах они стоят
пятьсот долларов, а у нас на Митинском рынке – двести рублей, машина
послушно остановилась, фээсбэшник сказал коротко:
– До свидания, спасибо за интересную беседу. Не удивляйтесь,
с вами хотят поговорить еще министр обороны и министр внутренних дел.
В следующие два дня точно так же ко мне в машину подсел
человек, которого я тоже много раз видел на экранах: Иван Ратник, министр
внутренних дел.
