– И как я это могу использовать? – спросил я.
– Есть рекомендации, – ответил Палеев
невозмутимо. – Вот они, на отдельном листочке. По каждому отдельному
случаю.
Он ушел, тут же явился Лукошин, не успел открыть рот, я
сказал ему торопливо:
– Глеб Васильевич, а ты займись ГКЧП.
Он вздрогнул, посмотрел с испугом.
– Упаси Господи!.. Неужели будет?
– А чем мы лучше?
– Есть данные?
– Есть опыт, – ответил я. – Сейчас народ ликует,
пляшет, уже прикидывает, как будет на халяву ездить на пляжи Малибу и глазеть
на Памелу Андерсон. А в остальное время – ни хрена не делать.
А как только окажется, что и в Америке надо работать, да еще каторжнее,
чем у нас, то тут такое начнется!..
Он подумал, кивнул.
– Да, верно. Нас обвинят во всех грехах, включая
приватизацию, ваучеры и даже убийство батюшки-царя Спасителя.
– Вот этим и воспользуются силы, – напомнил я, –
которые все еще не сломлены, а только загнаны в подполье.
– Мы никого не загоняли, – нервно возразил
Лукошин. – Полная свобода всех партий!
– Их народ загнал, – отмахнулся я. – Сейчас никто
не рискнет агитировать за евразийство или особый путь России. Сразу же разорвут
на части: мол, гад, стараешься снова нас в нищету?
Он слушал, кивал, сейчас он выглядит больше похожим на
преуспевающего банкира, на какого-нибудь Рокфеллера, каким того рисовали в
старых газетах, но, оказывается, бородища от самых бровей раньше скрывала
довольно умные проницательные глаза. А он не дурак, понимает, что с идеей
присоединения к Америке получилось то же самое, что и с распадом СССР. Даже
самым изощренным аналитикам в США казался немыслимым распад СССР в
обозримом будущем, а уж жителям СССР – тем более. Мы все жили в монолитном
несокрушимом государстве, победить и даже пошатнуть нас было невозможно,
однако…
Так же точно и с моей идеей. Я сам чувствовал, что
выступаю с дикой и несвоевременной мыслью, а выступил только потому, что считал
ее абсолютно правильной, верной, способной принести огромную пользу России,
западной цивилизации и всему миру, но не рассчитывал на такой сокрушающий
успех.
Сейчас же, опьяненные, люди выходят на улицы и устраивают
праздники, на площадях проходят карнавалы, как в Рио-де-Жанейро, а я устрашенно
смотрю в окно, и сердце сжимается в страхе. Не понимают… Еще не понимают!..
Повторяется то же самое, что и при падении СССР, когда абсолютное большинство
сочло, что достаточно рухнуть тоталитарному режиму, и наступит всеобщее
счастье. А оказалось, нужно еще и работать, чего в России очень не любят,
отвыкли.
Глядя на голливудские поделки, где всегда только роскошные
дома, дорогие машины, и никогда-никогда рабочие на заводах за станками,
кажется, что в США только и живут на курортах Малибу, но в жестокой и
неприятной реальности вкалывать придется по меньшей мере так же, как в Америке.
А то и больше, учитывая наш климат и то, что нам надо еще как тянуться, чтобы
выбраться из ямы. Да-да, выбираться придется все-таки самим, хоть и под
руководством иностранных министров, начальников строек, менеджеров, мастеров,
вплоть до бригадиров.
Лукошин все еще смотрел на меня, раскрыв рот, я
поинтересовался, стараясь не показать, как в моем голосе сквозит жадное
нетерпение:
– Что с инвестициями?.. Ах да, теперь можно спрашивать
напрямую у министров!
Он вздохнул, развел руками.
– Все еще осторожничают. Хотя у нас там идет ожесточенная
борьба. В промышленных советах заседают день и ночь, директора банков
совещаются даже ночами, а обмен электронной почтой идет такой, что провода
раскалились… Ежедневно несколько сот видеоконференций между менеджерами
крупнейших инвестиционных и промышленных групп США и Европы… Все уже
готовы, им не хватает какого-то толчка.
– Какого?
Он огляделся, сказал приглушенно:
– Есть одна идея. Вам нужно только дать разрешение.
– Что-то очень серьезное?
– Да, связанное с очень большими деньгами.
– О, тогда в самом деле серьезное. Деньги сейчас, увы,
заменили все старые ценности.
Я чувствовал, что, помимо десятка агентов секретной
службы, что охраняют меня сейчас открыто, не меньше сотни рассредоточены по
всему периметру, следят за каждым движением, даже друг за другом, потому что и
они всего лишь люди, у каждого есть идеи, интересы, и хотя над всеми присяга,
но все мы сделали очень много, чтобы разрушить верность чему бы то ни было, в том
числе и присяге.
Конецпольский сказал очень серьезно:
– Ситуация чрезвычайная. Страна в шоке, никто не ожидал
таких результатов. Даже те, кто голосовал за присоединение к Штатам. Растеряны
и противники, но они скоро придут в себя. И сумеют нанести удар! А мы
же, простите, в такой необычной ситуации чувствуем себя полнейшими дилетантами.
В его словах сквозил, помимо горечи, и страх. Я
возразил:
– Именно потому, что дилетанты, мы и решили кончать с этим
тысячелетним дилетантизмом и наконец-то присоединиться к тем, что умеют… кто
умеет! Так что не надо упрекать себя за дилетантизм. Были бы в России
профессионалы… не одиночками, то с нашими ресурсами сумели бы обогнать все
страны мира! А так…
Он покачал головой.
– Я не о том, господин президент. Сейчас мы в
сравнительной безопасности… от серьезных людей. А от дилетантов защитит
служба охраны. Но когда серьезные вступят в игру…
Я прервал:
– Что вы предлагаете?
– Заранее перебраться либо в военный лагерь Таманской
дивизии, либо вообще под каким-то предлогом взойти на борт президентского
самолета и руководить оттуда. Там, господин президент, есть все, чтобы править
страной.
Я покачал головой.
– Все, кроме доверия. Хорош президент, что в собственной
стране прячется, как в осажденной крепости! Это в случае Таманской дивизии.
А если на самолете, то скажут, что мне вообще не нашлось места на земле.
Появился Горшков, с порога выпалил:
– Два механизированных танковых корпуса перешли нашу границу
и уже углубились на территорию России на двадцать километров. Что будем делать,
господин президент?
– Бои на границе были?
– Нет, ухитрились выбрать такое место, что практически не
охранялось.
Я задумался, повернулся к Конецпольскому.
– Что слышно от американцев?
– Постоянно держу с ними связь, – заверил он. – По
вашему плану «А» на аэродромы Благовещенска и других городов, в том числе и
Посьета, три часа тому переброшены эскадрильи американских самолетов, несущих
крылатые ракеты с ядерными зарядами. В Японское море выдвинуты эскадры
кораблей, а на палубах авианосцев – готовые к взлету истребители. Это для
того, чтобы остановить Японию. Думаю, там поймут и… попятятся.
