Народ степенно веселится за накрытыми столами,
четырехугольные столы под белыми скатертями выстроились ровно, строго, как
токарные станки. Холодно блестят ножи и вилки, кремовые вигвамы салфеток на
блюдцах, половина столов еще или уже свободна, за остальными приличная публика:
мужчины и женщины среднего возраста, что значит, устоявшиеся, солидные, мужчины
в хороших костюмах и при галстуках, женщины кто в чем, я бы не назвал это даже
платьями и костюмами, но смотрятся великолепно.
На эстраде пятеро музыкантов дудят, бьют в тарелки и
барабаны, а ярко накрашенная певица со смутно знакомым лицом больше танцует,
чем поет, уже мокрая, голые плечи и лицо блестят, в перерывах выкрикивает нечто
вроде «фак ю, фак ол, фак год, фак сатан…», но все ритмично, танцевально, и
хотя сейчас никто не танцует, но уже есть желание хотя бы притопывать, сидя за
хорошо накрытым столом.
Андыбин и его семья устроились подальше от эстрады, под
глухой стеной, там три сомкнутых стола, все мужчины крепкие, настоящей
сталинской закалки. Я сразу признал кровную родню Андыбина по огромному
росту и широким костям. С ними четверо женщин, тоже под стать мужчинам,
Андыбин всерьез берется спасать Россию от вымирания, подбирая сыновьям в жены
рослых и здоровых женщин.
Он поднялся навстречу, огромный, как медведь гризли,
распахнул исполинские объятия:
– Борис Борисович!.. Мы уж отчаялись!.. Дорогие друзья, это
наш дорогой Борис Борисович Зброяр, лидер нашего движения, действительно умный
человек и, вы не поверите, – профессор! Это наша милая Юля, она у нас, вот
клянусь всем на свете, несмотря на ее юность и красоту, мама всем нашим
эрэнишникам. Обо всех все знает, обо всех заботится, для всех у нее есть
подарок…
Потом представил своих сынов, те поднимались и щелкали каблуками,
женщины протягивали руки, не вставая, только самая юная, Вероника, покраснела и
вскочила, как школьница.
Нас усадили на оставленные нам стулья, официант тут же
принес заранее заказанные салаты, наполнил фужеры и снова встал у стены,
наблюдая за нашим столом. Сыновья и жены как раз заканчивали с холодными
закусками, Андыбин встал и провозгласил тост за новоприбывших: руководителя РНИ
Бориса Борисовича и прелестную Юлию. Я запротестовал, ведь собрались по случаю
рождения правнука, Андыбин и даже его дети снисходительно заулыбались: для
русского человека все праздники – это застолье, а любое застолье одинаково
и отмечается прежде всего обильной выпивкой. Одинаковой в Новый год, Первомай,
Женский день, дни рождений или поминки. А о причине застолья вспоминают
изредка, когда больше не о чем вспомнить.
Андыбин – человек простых нравов, на горячее ему подали
хорошо зажаренную крупную птицу, размером с гуся, даже не привычно оранжевую, а
ярко-красную, почти багровую. Корочка потрескивала при каждом движении, из
разломов вырывались струйки пара, как из кипящего котла под высоким давлением.
Андыбин жадно втянул ноздрями аромат.
– Сейчас захлебнусь слюнями, – сказал он. – Что за
птица?
– Индейка, – предположил Кирилл, его старший
сын. – Батя, ты же сам заказывал!
– Я не заказывал, – ответил Андыбин. –
Я только эта… помогал составлять меню, но в общем, в общем!
– Это мод, – сказал Влас, внук, он же сын Кирилла и
отец новорожденного Василия. – Теперь генная инженерия каких только уродов
не делает!
– Так это урод?
– Сейчас узнаем, – сказал Андыбин мудро. – Если
невкусно, то урод, а все ученые – гады, что вредят природе-матушке. Если
вкусно, то не совсем и гады…
В птицу вонзились ножи с двух сторон, корочка
затрещала, распалась, обнажая нежнейшее мясо, истекающее сладким горячим соком.
Запах ударил по лицу, как поезд-экспресс застрявшую на переезде козу. Мои
ноздри затрепетали, улавливая ароматы чеснока, лука, перца, аджики – то ли
повара так постарались, то ли в самом деле генетики, теперь не разберешь, да и
неважно. Пусть каждый занимается своим делом.
Я смутно помнил, что мужчина должен ухаживать за
женщиной, только они оказались и справа и слева, я поступил чисто по-русски:
вспомнил, что у нас свобода и равенство, потащил себе на тарелку увесистый
ломоть, а женщины позаботятся о себе сами, не стану же унижать их ухаживанием
за столом, еще воспримут как намек на их неполноценность, по судам затаскают.
Вокруг измененного гуся, если это гусь, по кругу выложен
заборчик из прекрасного зеленого горошка, натыканы ломтики овощей, все
пропиталось соком, восхитительно пахнет, еще восхитительнее на вкус.
Тарелка моя быстро пустела, Юлия сказала заботливо:
– Борис Борисович, позвольте положу немного рыбки… Вы, я
вижу, просто не дотягиваетесь.
– Да-да, – согласился я, – руки какие-то короткие.
Словно и не политик. Спасибо, Юлия!
К гремящей музыке уже притерпелся, наконец-то ощутил покой,
расслабление, и вообще все вокруг начало нравиться. В двух шагах от меня
на отдельном столике из серебряного ведерка, наполненного колотым льдом,
выглядывает большая бутылка из толстого зеленого стекла, белая салфетка на
краешке. Передо мной два элегантных вытянутых кверху фужера с золотистым вином,
где непрестанно, рождаясь у самого дна, бегут к поверхности блестящие радостные
пузырьки.
– Спасибо, Юлия, – повторил я. – Вы и здесь обо
мне заботитесь.
– Это ничего, – ответила она задорно. – Вам можно!
– Почему? – поинтересовался я.
– Мужчины вообще мало обращают внимания на правила этикета.
А уж русским националистам так и вовсе зазорно.
Я попытался понять, комплимент это или не совсем, но
тут поднялся разгоряченный водочкой Кирилл, провозгласил тост за величие
русского народа, сокрушившего хребет немцам, что бы там юсовцы ни говорили о
своей ведущей роли, закончил словами о неизбежной погибели врагов земли
русской. Мы все встали и сдвинули бокалы.
Юлия улыбается, ей все нравится, хороша, самая яркая не
только за столом, но и во всем зале. Как и всякий мужчина, я уже осмотрел и
оценил женщин, это у нас инстинктивно, на подсознательном уровне. Как, впрочем,
и мужчин, что тоже автоматически, вне зависимости от сознания. Среди мужчин в
ресторане немало и покруче меня, надо быть объективным, но среди женщин
Юлия – самая. Это тоже, скажем, точная оценка. Не зря же некоторые козлы,
а они все козлы, начинают посматривать в нашу сторону, уже прикидывают, пора ли
приглашать на танец, или же дать ей возможность осушить еще пару фужеров.
Влас, блестя глазами, похохатывал, втолковывал Кириллу:
– Пап, ну ты подумай: пустая комната, два титановых шарика…
Он один сломал, другой потерял! Круто? Кто еще смог бы?
Кирилл усмехнулся, пробасил гордо:
– Нет вопросов. А ты слышал, ученые открыли, что
Великая Китайская стена на самом деле построена не китайцами, а их соседями!
Влас хохотнул, сказал живо:
