– Не оторвут, – пообещал Влас бодро.
Он удалился, Кирилл проводил его слегка встревоженным
взглядом. Как ни крут сынок, но вся спецназовская подготовка ничего не стоит
против выстрела из пистолета или удара ножом в спину.
Андыбин, расчувствовавшись, уже с красной рожей, но трезвый
как стеклышко, подозвал официанта.
– Скажи, сколько стоит заказать песню?.. Всего-то?.. Хорошо,
пусть сыграют мою любимую – «Варяг». Нет, для кого играем, объявлять не
обязательно, просто пусть сыграют…
Кирилл сказал обидчиво:
– Батя, пусть сыграют для моего внука!
– Хорошо, – сказал Андыбин официанту, – пусть
сыграют для Василия Андыбина, которому сегодня ровно две недели! И который
когда-то уйдет защищать Родину.
Официант исчез, а довольный выдумкой Андыбин потянулся через
стол наполнить нам с Юлией фужеры, опережая второго официанта, мол, за дорогими
гостями поухаживает сам. Кирилл провозгласил тост, все выпили, заговорили,
только жена Власа, не запомнил ее имени, ничего не ела, глаза ее не отрывали
взгляда от дверей туалета. Я повернулся к Юлии, услышал вздох, жена Власа уже
смотрит счастливыми глазами, муж возвращается веселый и бодрый, глаза довольно
блестят.
Андыбин спросил сурово:
– Что так… долго?
Он зыркнул в нашу сторону, видно, как удержался от эпитетов
насчет проглоченной веревки и прочих ехидств, а внук сел, стали заметны красные
пятна на левом виске и правой стороне нижней челюсти.
– Все в порядке, – заверил он. – Там в самом деле
была разборка. Сперва два на два, а потом подошел третий… Крутой бычара!
Завалили тех двух, хотя и самих потрепали. А тут я подошел руки мыть…
– …и нечаянно толкнул одного, – заметил Кирилл
язвительно.
– Толкнул, – сознался Влас. – Или на ногу
наступил, не помню. Но я же сразу извинился!
– Понятно, – сказал Андыбин с укором. – Никак не
повзрослеешь. Милицию вызвал?
Влас удивился:
– Зачем?
– Ну, представляю, что там сейчас…
– Зеркало треснуло, – сообщил Влас, – в двух
кабинках повреждены двери, от умывальника отколот кусок кафеля… А так все
чин-чинарем! Я посоветовал администратору, чтобы удержал с драчунов.
Кирилл сказал еще язвительнее:
– А драчунами считать тех, кто побежден?
– Ну, а как же?
– Да ты, брат, юсовец! У них победивший всегда прав.
Через пару лет будем читать, как на них нападали по очереди злобные Сомали,
Югославия, Ирак…
Андыбин выпрямился, посмотрел орлом по сторонам.
– Что-то нам песню не несут… Тьфу, не поют!
Сын сказал с усмешкой:
– Ноты ищут.
Андыбин кивнул второму официанту:
– Узнай, что там застряли. Если забыли, как это играется, то
я согласен на что-нить из Пугачевой или Пахмутовой. Это композиторша такая.
Сын сказал обидчиво:
– Ну вот еще! Пусть «Варяг»! Самая красивая песня, какую
знаю.
– Да, – согласился Андыбин. – Пусть все-таки
«Варяг». Это как гимн, эту песню должны знать все.
Официант вернулся, разводил смущенно руками, пролепетал, что
такие песни не играют. Андыбин рассвирепел, а Кирилл, как более продвинутый в
вопросах современного менеджмента, сразу же вызвал метрдотеля, потребовал
отчета. Метрдотель, солидный красивый мужчина с хорошо поставленным голосом и
безукоризненными манерами, прибыл не спеша, как и должен прибывать хозяин к
гостям, без излишней услужливости, слегка поклонился.
– Вас что-то тревожит?
– Да, – прорычал Андыбин. – Я заказал песню,
а ее отказались исполнять!
– Возмутительно, – согласился метрдотель, – это
настоящее безобразие, сейчас все исправим. Как они могли?
– Совсем распоясались, – подтвердил Андыбин. – Вы
уж прикрутите им хвосты.
Он сел, довольный, официант пошептал метрдотелю на ухо, тот
сразу изменился в лице, оно вытянулось, как у вздумавшего худеть коня, глаза
же, напротив, сошлись в кучку, как галактики-каннибалы. Бросив в нашу сторону
острый взгляд, он пошел говорить с музыкантами. Мы, довольные исправляющимся
положением, только здесь и можно ждать улучшения, рынок все-таки, здесь все
делается по запросам и желаниям, но метрдотель развел руками, вернулся к нашему
столику и снова развел руками.
– Сожалею, – ответил он вежливо и одновременно
холодновато, – но у нас таких песен не играют.
Андыбин приподнялся над столом, как большая грузная жаба
перед прыжком, могучая шея борца вздулась и налилась кровью.
– Таких? – переспросил он. – Это каких не играют?
Патриотических?
Не только за нашим столом, но и за соседними перестали есть
и пить, прислушивались. Метрдотель покачал головой.
– Русских, – произнес он ровным голосом. – Вообще
русских.
Андыбин громко ахнул, у его отвисла нижняя челюсть.
– Ру… русских не играют?.. В русском ресторане?
Метрдотель снова покачал головой, по сторонам он, казалось,
старался не смотреть.
– Мы не навязываем свои вкусы, – пояснил он негромко,
чтобы не слышали за соседними столами. – Миром правит экономика! Рынок,
понимаете? Музыка только та, какую желают гости. И песни те, что хотят.
Которые хотят. Наш ресторан существует уже двенадцать лет. Что делать, пока еще
ни одной русской песни! Нет-нет, кто посмеет запрещать, но гости за столиками
предпочитают… простите, иностранное.
Кирилл положил ладонь на плечо Андыбина, удерживая на месте,
тот все порывался вскочить с ревом, как медведь, явно опрокинет стол, с другой
стороны в Андыбина вцепилась восьмипудовая жена, удерживает, метрдотель развел
руками, поклонился чуть-чуть и удалился. Андыбин все же занес кулак над столом,
Кирилл перехватил на лету, разжал бате стиснутые пальцы и прижал ладонь к
столу.
– И что же? – прорычал Андыбин. – Мы в России
или где?.. Мы русские или хто? Думал, «Варяг» забыли, хотя как можно такое, а
они вовсе оборзели!.. Это что же, иванство, не помнящее родства? Да как же
можно после этого русским?.. Без песен русским быть уже точно невозможно!
И немыслимо. Борис Борисович, как такое можно?
Я ответил дежурно, чувствуя себя гадостно:
– В России возможно все.
– Но это разве Россия? Это здесь, в этом гребаном ресторане?
Или и в других?
За столом наступило тяжелое молчание. В ярко освещенном
зале словно бы потемнело, дальние стены потонули во мраке, а температура начала
понижаться. Пахнуло могилой, я зябко передернул плечами. По ту сторону стола
Кирилл побледнел, осунулся. Я ощутил на локте теплые пальцы Юлии.
