Компьютер включился, проверился насчет вирусов и троянов,
доложил, что в почтовом ящике полсотни писем. Я взглянул бегло, с
удивлением обнаружил письмо на английском. Оказалось от старого знакомого
профессора Джеймса Олдвуда, специалиста по геомагнитным аномалиям, уроженца
Южной Африки, он ее упрямо называл Родезией, а то и вовсе Трансваалем, теперь
он живет и работает в США. В письме обращался с просьбой на перепечатку
моей работы по поводу структуры земного ядра, я подумал, взглянул на
прилагаемые номера аськи, мобильника, видеоконфы, набрал номер, выждал, пока
пищало и пролагало причудливый путь за океан: Интернет такая нелепая штука, что
иногда с соседом в доме напротив общаешься через узлы в Австрии или Австралии.
Наконец связь установилась, я поправил на мониторе
раскорячку видеоглазка, сел свободнее в кресле и приготовил радушную улыбку,
ведь Олдвуд теперь юсовец, а те человека без улыбки опасаются: вдруг да укусит.
Заставка исчезла, на экране появилось бледное движущееся
пятно, потом резкость взяла верх, я увидел, как Олдвуд устраивается в кресле.
Лицо, слегка искаженное крохотной телекамерой, выглядит сильно постаревшим, что
неудивительно, мы не виделись лет десять, а жизнь бьет ключом по голове
иммигрантов в первую очередь, но все такой же сухощавый, загорелый, в белой
рубашке с неизменным клетчатым галстуком, что-то явно корпоративное,
пронзительно-голубые глаза смотрят с той же интенсивностью, как и двадцать лет
назад, когда мы впервые познакомились на одном из международных симпозиумов.
– Приветствую, Борис Борисович, – сказал он, четко
выговаривая слова на тот случай, если я уже забыл английский, хотя с этим
натиском юсовщины его хрен забудешь, – рад тебя видеть. Ты все такой же,
как огурчик…
– Прыщавый и зеленый? – уточнил я. – Рад тебя
видеть, Джеймс. Ты не изменился с прошлой встречи, такой же спортивный. Все еще
на горы лазишь?
Видно было, как отмахнулся, кисть руки смазалась, вся
технология Интернета еще не в состоянии передать быстрые движения в рилтайме,
покачал головой.
– Альпинизм давно забыт, не до него!.. Столько проблем,
Борис Борисович. Извини, что побеспокоил, наши ребята готовят комплексное исследование
структуры земного ядра, а твои работы в этой области едва ли не краеугольные.
Многие опираются на них, я как-то спрашивал тебя о разрешении использовать…
Я перебил:
– Что за проблемы? Я еще тогда ответил полным
согласием!
– Да, – сказал он живо, – но я подумал, что за это
время у тебя могли быть еще работы. Не могут такие люди, как ты, сидеть без
дела и наслаждаться выращенными плодами!
Я развел руками, стараясь делать это помедленнее, на
экране все равно будет чуточку смазано.
– Увы…
– Не работал? – спросил он недоверчиво.
– К сожалению, – ответил я смущенно.
– Что так? – спросил он. В глазах промелькнуло
неподдельное участие. С возрастом лица немолодых людей становятся все
выразительнее за счет морщин, складок, и сейчас я видел в его взгляде сочувствие
и понимание, мол, всех нас засасывает текучка, уходим от науки. – Впрочем,
жизнь есть жизнь, вон и Корнуэл, помнишь его, поселился на тихом озере,
отдалился от людей и сидит с утра до ночи с удочкой…
– Гм… да… – промямлил я. – Да, конечно… Не все
идут по ровной прямой… К тому же жизнь, ты верно говоришь, вносит коррективы…
Еще с минуту мы пообщались, а когда распрощались, явно оба
чувствовали облегчение. Ему неловко, что я ушел из науки, а я не могу объяснить,
что ушел не рыбку ловить и созерцать облака на досуге, а окунулся в еще более
бурную деятельность. Наступают времена, когда, кем бы ты ни был, прежде всего
должен думать о гибнущем Отечестве, а потом о себе. К сожалению, наукой
можно заниматься только в относительно спокойном и стабильном обществе, а когда
на кухне пожар, то как-то несвоевременно в кабинете рассматривать в микроскоп
каплю воды.
Еще с минуту я тупо и в раздражении смотрел на монитор,
затем высветилось окошко браузера, это мои пальцы уже стучат по клаве, вышел в
поисковую систему, в окошке набрал фититипи и адрес гугла, ткнул в Enter, через
пару секунд появилась страница ссылок. Я бросил взгляд на правый угол,
присвистнул озабоченно, семь тысяч ссылок. Многовато. Наверняка еще и полные
тезки, надо отсеять, введу-ка еще дополнительные требования, вот так… и вот
эти… теперь снова энтерякну… ага, уже лучше, четыреста семьдесят… хоть и
многовато, конечно…
Самые популярные сайты, естественно, вверху, вниз идут по
мере посещаемости, сайт университета, где кафедра Джеймса Олдвуда, на двадцать
третьем месте, что странновато, а научные издания, где его наиболее важные
работы, еще ниже, ниже…
Я автоматически щелкнул курсором на ссылке под номером
один, успел заметить, что в самом деле попал не туда, это же сайт штатовских
консерваторов, третья, как они себя называют, партия, что критикует и
республиканцев, и демократов… но уже возвращать поздно, быстро загрузилась,
высветилась страница. Мои пальцы едва не щелкнули по кнопке возврата, успел
задержаться: на главной странице лицо Джеймса, именно сегодняшнее, исхудавшее,
но волевое, сильное, под фото короткая надпись: «Джеймс Олдвуд –
председатель Консервативной партии».
– Ни фига себе, – пробормотал я. – Так и ты,
дружище, не рыбку ловишь!
Правда, судя по биографии, Джеймс науку не оставил, но это и
понятно: будь в России все в порядке, хрен бы я полез в политику, наука
интереснее, а политика – это так, вынужденное, когда видишь, что не
справляются те, кто должен справляться. Сейчас Джеймс ведет активную работу,
число членов его партии чуточку возросло, хотя, конечно, в сравнении с
республиканцами и демократами мизерно. Тех и других в одном штате больше, чем
членов Консервативной партии во всей стране. Не удивительно: вот программа,
весьма жесткая, вот способы выхода из кризиса… да-да, Джеймс считает свою новую
страну в глубоком кризисе, нам бы их кризисы, вот его резкие статьи против
политкорректности, вот требования ввести закон, ставящий гомосеков и прочих
извращенцев вне закона, а вот и план перестройки образования…
Я читал жадно, многие положения, изложенные на
английском, кажутся новыми и свежими, хотя, если перевести на русский, я
обнаружу их же в программе русских националистов. Так к человеку, говорящему с
акцентом, прислушиваемся внимательнее, даже запомним больше слов, чем если бы
говорил диктор на безукоризненно-стерильном русском.
Инстинктивно потянулся к горячей клавише вызова, у нас с
южноафриканским коллегой, а теперь американцем, намного больше общего, чем он
подозревает, едва успел задержать палец в воздухе. Все-таки надо внимательно
прочесть все, что у них в программе. Джеймс – светлая голова и острый ум,
он всегда отличался точными формулировками, его высказывания всегда краткие,
почти афористичные. И, самое главное, он из тех, кто очень рано понял, что себе
набрал уже достаточно, теперь надо позаботиться и об обществе.
