– Мы что, – объяснил я, – демократы какие-нибудь
вшивые? Это они всегда полумерами. Снизим нападки – потеряем боевой дух.
В результате потеряем голоса избирателей, а их и так с гулькин нос. Нет,
мы по-прежнему должны проводить наступательную политику. Мы в первую очередь
наступательностью и выделяемся. Что для нас самое главное? Верно: интересы
России!.. А сейчас, как ни печально, интересы России в том, чтобы Америка
выиграла противостояние с Востоком. Мы сами воевали с Востоком, забыл?
Они смотрели на меня неотрывно, словно ждали, что я вот-вот
рассмеюсь и скажу: здорово я вас наколол? У Игнатьева лицо вытянулось,
что-то моя шуточка затянулась, да и сам я шуточки не очень жаловал.
– Мы и сейчас воюем с исламом, – сказал я, – стыдливо
в духе политкорректности называя это борьбой с терроризмом. Но мы теперь воюем
всего лишь в своем огороде, ма-а-аленьком таком огородике, Америка же ведет бой
в масштабах планеты. Собственно, она делает то, что делали мы, когда были
Советским Союзом. Она сейчас несет на своих плечах всю тяжесть войны. Знаете
ли, когда восточная цивилизация будет оттеснена в свой угол, можно поцапаться и
с Америкой, но, извини, сейчас это как-то нехорошо… да что там нехорошо, для
политика не существует «хорошо» или «нехорошо», вообще не существует моральных
понятий, но это… это пилить сук, на котором сидишь!
Игнатьев открыл, закрыл рот, все молча, Белович пробормотал
сдавленным голосом:
– Японское – это хорошо загримированное китайское. Один
черт прет на Россию…
– Наши политики совершают много ошибок, – сказал
Игнатьев зло. – Жаль, что они не саперы. Может, и не допустили бы Россию
вот до такого! Борис Борисович, общественное мнение такой поворот в политике
РНИ не поддержит.
– Общественное мнение, – возразил Белович, – это
мнение тех, кого не спрашивают. У меня зачесалось левое Фаберже. Это
примета, что русский в гору не пойдет, русский в гору побежит… снова и снова!
В кабинет заглянула Юлия.
– Борис Борисович, к вам приехали, как и было
запланированно, из Сызрани.
– Зови, – разрешил я, а Игнатьеву и Беловичу сказал
виновато: – Ребята, у нас уже не деловой разговор, а пререкательство
какое-то. Давайте разговор отложим.
Белович кивнул, воспитанный джентльмен, а Игнатьев спросил с
подозрением:
– Надолго?
– Хотя бы до обеда, – сказал я. – Перекусим,
попьем чайку или кофе, кому что можно, успокоимся. И заново посмотрим на карту
мира. Там происходит незаметный пока передел, а мы, Россия, впервые в нем не
участвуем. Мы замечаем, что Штаты резко усилились, это наш больной вопрос, мы
ничего другого не хотим видеть и ничего не желаем больше, чем чтоб Штаты
провалились в пропасть… но давайте посмотрим трезво: кто придет на место
Штатов?
Белович, как самый молодой, первый пошел к дверям и
придержал ее открытой для Игнатьева. На меня он смотрел с опаской, будто
боялся, что сейчас возьму и укушу.
Делегатов из Сызрани снабдил литературой, новыми сводками и
подробной инструкцией, как надо вести борьбу за возрождение русского народа и
его духовности, распрощался.
Обедаем в «Морозко», «нашем» кафе на той стороне улицы чуть
ниже в сторону Центра. Оно, правда, не принадлежит нам как партии, но владелец
нам втайне сочувствует, а когда у него возникли проблемы с рэкетом, мы прислали
своих боевиков, рэкетиров размазали по стенам, и с тех пор это стало «нашим»
кафе, хотя, конечно, такой хилой партии, как наша, не по карману даже уличный
ларек.
Я сразу начал с горячего кофе, заслужив укоряющий
взгляд официантки, зато мозги прояснились, заработали, а салатики я жевал
нервно и в тревожном ожидании. Череп раскалился, сердце стучит часто, а на душе
так, словно я добежал до края глубокой расщелины, надо прыгать, сзади слышен
рев настигающей лавины, но нет уверенности, что допрыгну до противоположного
края. Тревожно и то, что вот уже несколько недель из глубин моего «я»
прорывается нечто и вот-вот проклюнется через роговую оболочку души.
– Что на горячее?
Голос над ухом заставил вздрогнуть. На меня с почтением
смотрит молоденькая официантка. Как же, я ведь руковожу РНИ, единственной
партией, что действительно защищает Россию и не стесняется признаваться, что
интересы русских для нас выше всех остальных народов.
– Бифштекс, – ответил я с опозданием, – нет, без
крови, я не кровожадный, хорошо прожаренный, блинчики с творогом и, конечно,
кофе.
На этот раз она не поморщилась при слове «кофе», все идет по
ритуалу, а я постарался ухватить за хвост промелькнувшую мысль. Мы, русские,
всегда опаздываем. К тому же противники сумели втемяшить льстящую дезу, что
русские, мол, долго запрягают, но быстро ездят. Ни фига, ездили мы и раньше
медленно, а после этой фразы Бисмарка так и вовсе перестали даже запрягать.
Мол, придет время, обгоним и перегоним! Да нет, уже видно, что не обгоним.
Слесарь или русский интеллигент, что по интеллекту равнозначно, занятый
разводами и проблемами, с какой женщиной остаться, еще не видит, к чему мы как
Россия пришли, однако политики должны видеть…
Всплыл в памяти недавно услышанный анекдот: молится
штатовский президент, стоя на коленях, и взывает к богу: – Ну почему у нас
все так плохо: в экономике депрессия, доллар падает, шаттлы взрываются, арабы
небоскребы порушили, нефть дорожает, да и все запасы нефти – у тех же
арабов. Помоги нам, Иисусе!.. – Тут перед ним материализуется бородатая
личность в чалме и громовым голосом изрекает: – Что, мерикашка, бога
призываешь? Ты еще не понял? Аллах меня зовут.
Что-то часто теперь звучат анекдоты и приколы о китайцах да
вот этих наступающих мусульманах. Правда, китайцы тоже наступают, только
наступают по-китайски медленно, не так громко и заметно, без взрывов и
шахидизма, но эти шуточки – показатель… Вообще анекдоты всегда наилучший
показатель предстоящих перемен в обществе.
За соседним столом Дятлов, поглядывает на меня осторожно.
Мне показалось, что чего-то опасается, но чего еще может опасаться человек,
решившийся связать свою судьбу с РНИ?
При всей неряшливости, неопрятности и прочих недостатках
Дятлов остается блестящим литератором, едва ли не самым блестящим в России, а
может, и самым блестящим, ему было за что бороться, в то время как демократы
всего лишь теснятся у кормушки, отпихивая менее расторопных. Я прекрасно
понимаю, в отличие от Дятлова или Лукошина, а они вовсе не дураки, что нации
создали не легендарные прародители, о чем рассказывается в мифах, не великие
полководцы или деятели, и даже не исторические процессы, на которые все так
любят ссылаться. Впрочем, сейчас ссылаются уже на экономику, но и экономика
абсолютно не имеет никакого отношения к формированию наций.
Да, все нации созданы писателями. Всю историю человечества были
роды, кланы, племена, народы, но не было никаких наций, они появились лет
триста назад, первыми националистами были американцы, в смысле – жители
отколовшихся от Англии колоний, потом осознали себя нацией революционные
французы, подстрекаемые памфлетами и едкими пьесами, затем в мелких германских
королевствах и княжествах прогремела героическая песнь Арндста «Deutschland
uber alles», где поэт призывал всех баварцев, саксонцев, пруссов и
прочих-прочих осознать, что они – германцы, и дать отпор проклятым
оккупантам-французам.
