А почему бы, мелькнула мысль, не отдавать землю
бесплатно? Ведь эти британцы, выращивая здесь урожай, будут и продавать его
здесь же, да и сами будут покупать местные товары, не везти же из Англии каждую
булочку! Так и ожила бы Пензенская область… Так нет же, не отдадим. Пусть
сгниет, прахом пойдет, но чужим не отдадим.
Но… почему чужим?
То же самое могли бы и с автомобилями. Ну сколько можно
смешить мир и вколачивать в наш народ комплекс неполноценности и косорукости,
продолжая выпускать жигули? Не проще ли бросить это хилое дело вовсе, а
мощности передать «Фольксвагену», «Опелю» или другому производителю недорогих,
но зарекомендовавших себя автомобилей? Да не за бешеные бабки передать, у нас
любое говно стремятся продать на вес золота и очень обижаются, что иностранцы
не берут, а просто… отдать?
И бегали бы по нашим дорогам великолепные надежные
автомобили, собранные руками наших же рабочих. Ну, пусть будет так же, как
собирают в Китае мощные компьютеры, где выпускают широкоэкранные плоские
телевизоры, цифровые фото– и киноаппараты, сверхсовременную бытовую технику!
Почему нет? Почему обязательно изобретать велосипед? Почему обязательно свой,
как будто на английском или немецком велосипеде я обязательно натру задницу!
Среди новостей промелькнуло имя Карельского, я остановил
ползущую строку, кликнул на блипе, раскрылся расширенный вариант. Быстро
сработал Карельский: едва вышел из здания РНИ, тут же дал интервью, где гневно
заклеймил засланных казачков, пытающихся одурачить русский народ, продать его с
потрохами Западу. Вечером это интервью появится в теленовостях, а Интернет
позволяет размещать новости мгновенно, так что сейчас тысячи человек уже
читают… Ну, пусть еще не тысячи, но к вечеру прочтут сотни тысяч.
Привкус горечи во рту усилился, хотя что-то подобное от Карельского
ожидал, хотя и не так скоро. Полагал, что начнет войну из своего региона, но,
видимо, Карельский счел, что ему достаточно дунуть, чтобы я рассыпался в пыль.
Да-да, сказал я про себя, читая его гневное выступление на
тему, как хорошо бы вообще взорвать Юсу, чтобы не поганила мир. Взорвать
целиком и полностью!.. Но он умалчивает, что хотелось бы взорвать так, чтобы
уцелели все научно-исследовательские центры, что разрабатывают новейшие
технологии, уцелел гребаный Билл Гейтс со всем его Майкрософтом, ибо хоть и
масдай его Windows, но лучше пока никто не придумал, чтобы уцелел Голливуд, где
на каждые десять говняных фильмов один все же хороший, а на десять хороших –
один замечательный, чтобы уцелели все компьютерные фирмы, что делают софт и
пишут классные баймы, чтобы уцелел… и так далее, и так далее!
И вообще, чтобы уцелели все те люди, что бьют
гомосеков, не дают им вступать в армию, не пускают в приличные общества, те
самые парни, что стараются попасть в космонавты, а не в шоумены.
Часть II
Глава 1
Приоткрылась дверь, силуэт Юлии четко вырисовался в светлом
прямоугольнике дверного проема. Я сообразил, что в кабинете потемнело, я
сижу в полумраке перед ярко светящимся экраном.
– Борис Борисович, – прозвучал заботливый голос, –
вам надо купить клаву с подсвечивающимися буквами. Я такие уже видела.
Некоторое время я смотрел на нее тупо, все еще находясь в
мире большой политики. Масса людей, как ни странно, носит очки, хотя зрение у
них самое что ни есть стопроцентное. Первое, конечно, из-за чего их
носят, – это очкариков считают значительно умнее, чем неочкариков. К тому
же теперь очки стали еще и символом достатка, ибо ваш ролекс за пять тысяч
долларов еще рассмотреть надо, а вот очки замечаются сразу. Дорогие престижные
очки говорят сами за себя. К тому же их научились делать такими, что в самом
деле не только украшают лицо, но и служат великолепными аксессуарами, как
серьги, брошки, ожерелья, кольца, браслеты и накладные или вживленные мушки.
Особенно очки нужны мужчинам, которым пока еще вроде бы не
принято носить серьги, ожерелья и блестящие брошки. Конечно, неформалы носят,
но политики еще не решаются, выжидающе смотрят на демократов. Первыми именно
они должны появиться, скажем, в Думе с кольцами в носу или накрашенными щеками,
а уж потом и остальным станет можно, дескать, не они, нормальные, начали это
непотребство.
– Простите, Юлия, – спохватился я, когда она уже начала
отступать, прикрывая за собой дверь, напуганная моим молчанием и тупым бараньим
взглядом. – Зайдите, пожалуйста… Присядьте.
Она села напротив, элегантная, красивая, чуточку
холодноватая, но в то же время приглашающая полюбоваться собой: чистенькой,
опрятной, с едва уловимым запахом нежных духов, которые тоже навевают мысли о
чистоте снегов Антарктиды. Сквозь крупные стекла очков на меня участливо
смотрят карие глаза. Взгляд теплый, по-женски покровительственный.
– Ну что, – спросил я, – и вы считаете меня
предателем?
Она мягко улыбнулась.
– Вы мой босс.
– Ага, значит, считаете?
– Почему так решили?
– Да уж больно ответ уклончивый!
Она покачала головой.
– Нет, просто я провожу маленький тест. Кро-о-о-охотный
такой!
– Ну и как я выгляжу?
– Сильным, – ответила она так же мягко. –
А насчет первого вопроса… я бы не стала работать у того, кого считаю
неправым.
Я насторожился.
– Не значит ли…
Она снова качнула головой.
– Нет, я не собираюсь увольняться. Более того, чувствую, что
вам сейчас как никогда нужна поддержка. Нет-нет, не надо меняться в лице, что
вы все понимаете только в одном ключе?.. Просто на вас сейчас будут обращать повышенное
внимание. Как журналисты, слишком уж сенсационное вы сделали заявление, так и
ваши сторонники. О противниках так и вовсе молчу. А раз так, то вам нужно
гораздо больше внимания уделить своему имиджу…
Я фыркнул:
– Юлия, умоляю!.. Мне сейчас только надувать щеки!
У меня в доме пожар, а вы про имидж!
– Вы превратно понимаете имидж, – сказала она несколько
суховато, улыбка исчезла с губ, даже из глаз. – Имидж – это не
надувание щек. Вообще, Борис Борисович, вам теперь придется считаться со мной
больше. Вы ведь не просто Борис Борисович, вы всегда представляли нашу партию.
Но когда она была крохотной и на обочине… даже не шоссе, а проселочной дороги,
то никому не было дела, в какой мятой рубашке появляетесь на работу, часто ли
бреетесь и почему у вас носки синие, а галстук в крапинку…
– У меня? – удивился я. – Галстук?
– Вот видите, – упрекнула она. – Это вам только
кажется, что имидж – это чтобы окружающие заметили, как вы одеты.
Наоборот, имидж – это когда после встречи никто и не вспомнит, как вы были
одеты, но зато у всех останется хорошее впечатление о вас. Или то, которое вы
хотели внушить. Вплоть до ненависти к вам. Это я знаю, что вы –
замечательный и умный человек, что вы – профессор…
