Я отмахнулся.
– Моя команда тоже знает, какой я замечательный. Вернее,
знала.
Она не приняла шутки, сказала серьезно:
– Борис Борисович, я же вижу, как и вы провожаете взглядами
красивых женщин…
– Я?
– Ну ладно, не провожаете, но быстренько так это оцениваете.
Одним беглым взглядом. Может быть, даже раздеваете…
– Юлия!
– Ох, простите, – сказала она с лицемерным
раскаянием, – я хотела сказать, что раздеваете и тут же быстренько и
целомудренно одеваете. И разговариваете с уже одетой. Но некоторые из ваших
сотрудников предпочитают разговаривать с… неодетыми женщинами. Думаете, мы,
женщины, этого не замечаем? Сразу скажу, справедливости ради, что эти мужчины
не пользуются интересом у женщин. Ну, разве что у очень озабоченных, есть
такие, но и те чаще всего предпочитают с ними не связываться. Вы – не
такой, сразу скажу. Вы – настоящий, мужчины стараются с такими дружить, а
женщины – прятаться за их надежными спинами. Однако не все вашу
настоящесть видят сразу!
Я отмахнулся.
– Фиг с ними!
Она покачала головой.
– Нет, Борис Борисович. Вы лидер уже не крохотной никому не
известной партии. С сегодняшнего дня она приобретет известность. От вас
зависит, будет ли эта известность на один день, или же вы сумеете эту
известность превратить в устойчивый приток новых людей. Но если вы лидер
партии, которая стремится заполучить как можно больше влияния и голосов
избирателей, вы должны выглядеть…
– Это будет брехня, – возразил я. – Обман. Разве я
похож на жулика?
Она мягко усмехнулась, покачала головой.
– Ваша замечательность видна только тем, кто с вами
пообщается несколько часов, а лучше – дней. Но вам, как политическому
деятелю, придется общаться со многими людьми, встречи с которыми больше не
повторятся. К примеру, вы собираетесь ездить по регионам? Вот то-то. Понятно
же, вам надо будет переломить то впечатление, что постараются сформировать о
вас ваши противники. Потому вы сразу должны выглядеть как серьезный
политический деятель. Я к чему сказала про то, что все вы провожаете
взглядом женщин? Так же точно вы мгновенно оцениваете и мужчин. Любого, всех.
И еще до того, как раскроет рот и заговорит, у вас уже успевает
сформироваться о нем мнение, полученное от зрения. Точно так же оценивают и
вас, Борис Борисович. Вам напомнить, что девяносто пять процентов всей
информации любой из нас получает от зрения?.. А пять процентов – от
всего остального?
Я представил, как ехидно сказал бы Бронштейн, что в
интересах партии можно побыть и красивым, а если партия велит, то и вааще… но
мне партия сейчас ничего не велит, сейчас вообще непонятно, какова ее воля, ибо
после сегодняшнего бюро нет единой воли, всяк заговорил свое.
– Да, – ответил я, – в интересах партии можно
казаться и красивым, и мудрым. Но потом сыр выпадет…
Она перебила:
– Не выпадет!..
– А если?
– Вы умеете говорить, – отрезала она. –
А флер категоричности, который многие вам ставят в вину, только придает
вашему имиджу черточки решительности, крутости.
– Теперь надо бы политкорректности…
– Людей от политкорректности тошнит, – возразила
она. – Политкорректность – вчерашний день, только многие этого еще не
чувствуют! Что в вас и привлекало, так это резкость высказываний и…
предложений. Сейчас вы сказали такое, такое… ну, не буду о политике, оценю с
точки зрения имиджмейкера: привлекательное! Привлекающее. Сейчас вас будут
слушать с особенным вниманим. Воспользуйтесь этим! Позвольте, я помогу вам. Я
знаю, как.
Я вздохнул, сказал, сдаваясь:
– Ладно, Юлия. Что именно вы хотите?
Она мягко улыбнулась:
– Ох, Борис Борисович… У вас хорошая машина?
– Отличная, – сказал я. – Опель-астра-купе. Мне
очень нравится.
– Тюнингованная?
– Нет, – ответил я и объяснил: – Все, что раньше в
опеле тюнинговали, в этом году встроили в базовую модель. У меня она
практически первая в Москве!
– Ого!
– Так что мой опелек выглядит стильнее, чем навороченный
мерс или бентли!
Она кивнула, все еще улыбалась, но я ощутил, что машина ее
интересует меньше всего, женщины не понимают нашей любви к автомобилям.
– Правила соблюдаете?
– Конечно, – удивился я. – Всегда! Ну, почти
всегда. Разве что уж на абсолютно пустой дороге, когда я точно знаю, что никто
не видит…
Она снова кивнула, глаза смеялись.
– Так-как, правила дорожного движения соблюдаете! Это и
понятно, не соблюдай правил, что творилось бы на дорогах?.. Обращаете внимание
на красный, желтый и зеленый свет, на множество знаков, объясняющих, что можно,
а что нельзя…
Я промолчал, она говорила элементарные вещи, глупо как
спорить, так и подтверждать. А она взяла меня дружески под руку, мы пошли
по коридору, она продолжала почти вкрадчиво, хотя должно бы звучать победно:
– Хорошие манеры – те же самые знаки. Разница в том,
что правила автомобилиста нужно соблюдать только в машине, а хорошие
манеры – везде. Правда, вы сделали уместную оговорку насчет мест, когда
вас никто-никто не видит. Так, конечно, со спущенными штанами на унитазе вы
можете и в носу ковыряться, и рожу кривить…
Я заворчал, не хочу, чтобы такая элегантная женщина
представляла меня на унитазе да еще со спущенными штанами, хотя с надетыми
выглядел бы там еще глупее, она засмеялась тихим музыкальным смехом и сказала
доверительно:
– Борис Борисович, вы начинаете серьезную войну. Не
отказывайтесь от оружия, что на расстоянии протянутой руки.
Через пятнадцать минут мы уже садились в мою машину. Не
мерс, конечно, но и не чудовищный жигуль, уютный опель-астра-купе, что значит,
двухдверный, с двумя роскошными сиденьями, впрочем, на заднее сиденье можно
брать пассажиров, переднее сиденье отодвигается, складывается, в салоне весь
мыслимый комфорт, вплоть до того, что часы на панели постоянно подстраиваются
по сигналам со спутника.
Юлия с удовольствием опустилась на правое сиденье, я вырулил
со стоянки, переспросил:
– Но вы уверены, что так поздно работают магазины?
Она засмеялась:
– Вы же сами объясняли, что есть круглосуточные!
– Я имел в виду гастрономы, – пробормотал
я. – И всякие там ликеро-водочные…
– Есть-есть, – заверила она. – Доверьтесь мне.
– Уже доверился, – сообщил я.
Нежный аромат заполнил машину. Я не сразу догадался,
что это такие духи, вспомнил детский вопрос: «Папа, а зачем женщины красятся и
поливаются духами?» – и ответ мудрого папы: «Ну как тебе объяснить…
Возьмем, к примеру, ловушку для тараканов…» В этот миг я ощутил себя
тараканом, которого уже потянуло в ловушку, сосуд греха, как говорил, кажется,
Соломон. Или не Соломон, неважно, Интернет сделал информацию всеобщей, а чужую
мудрость доступной всем и каждому.
