Он бросил на стол распечатку, я взял еще теплые после
лазерного принтера листки.
– Еще две организации созданы, – сообщил
Белович. – Дятлов возглавил «Партию истинных патриотов», а
Троеградский – движение «За русскую гордость!».
Глава 5
В груди кольнуло, а в желудке сильно потянуло, словно
мышцы сами по себе решили выкрутить желудок, как мокрую тряпку. Юлия сидела
тихая, но не притихшая, только теперь понимаю, что она всегда вела себя как
истинная леди, что работает секретарем. Работа секретаря ее нисколько не
угнетает и не унижает, ведь она как была, так и остается леди.
– Хорошо, – ответил я, силясь улыбнуться. – России
как раз не хватает истинных патриотов. И гордости наш народ давно не
чувствует.
Он фыркнул:
– Не острите, Борис Борисович. Положение очень серьезно. Оба
увели у нас две трети эрэнистов.
– А с нами одна треть?
– Да. Но эта та треть, что еще не разобралась, что к чему.
Или вообще не расслышала.
Он посмотрел на меня в упор.
– Есть еще одно…
– Говори, – предложил я. – Ничего хуже сегодня уже
не случится.
Он покачал головой.
– Не искушайте небеса. Дятлов и Троеградский хотели бы с
вами встретиться.
– Так в чем дело? Дорогу ко мне знают.
Он хмыкнул.
– Статус! Теперь они независимы, а прийти сюда – это
как бы признать, что вы по-прежнему босс, а они – подчиненные. Нет,
предлагают встретиться на нейтральной территории. Скажем, где-нибудь в тихом
кафе и все обговорить.
– «Все», – повторил я, – это что? В таких
случаях, как учит меня имиджмейкер, надо заранее согласовывать вопросы, которые
будут обсуждаться или даже затронуты. Если меня тематика не заинтересует, чего
я пойду?
– Логично, – признал он. – Они как-то не подумали!
Имелось в виду, что у нас всех всегда для разговоров общие вопросы: Россия, ее
нужды, способы вытаскивания из ямы… Но сейчас, да, надо все обговорить заранее.
Хотя можно предположить, что вам попросту предложат уйти в отставку.
Юлия поглядывала на него, на меня, я сказал поощряюще:
– Юлия, нас осталось так мало, что вы уже член команды. Нет,
вы и были членом команды, а сейчас член нашей активной группы. Так что говорите,
не стесняйтесь. Если надо, перебивайте. Тем более что женщинам это можно.
– Перебивать никому нельзя, – поправила она
мягко, – а насчет встречи, мне кажется, Василий Маркович не совсем прав.
Белович спросил задето:
– В чем же?
– Насчет отставки, – ответила она.
– Поясните?
– За последние недели рейтинг Бориса Борисовича, –
проговорила она с необычайным почтением и поклонилась в мою сторону, –
весьма и весьма даже, я бы сказала, скаканул вверх! Не вбок, а вверх. Сперва
только благодаря сенсационности заявления, а потом начали прикидывать,
насколько он прав, что присоединение к Америке больше даст России, чем
повредит… Сенсационность пошла на убыль, зато эти постоянные разговоры на
кухнях, в транспорте, в коридорах, а затем уже и в прессе – поддержали
планку рейтинга, приподняли, а сейчас она поднимается все выше. Боюсь
предсказывать…
Она умолкла, слегка прикусила губу. Глаза за стеклами очков
загадочно мерцали. Белович сказал ревниво:
– Ну-ну, давайте свои предсказания!
– Сейчас пошел третий этап, – проговорила она уже
медленнее, взвешивая слова. – Люди, сперва только огорошенные дикой идеей,
которая казалась невероятной, немыслимой, вдруг поверили, что это осуществимо.
И, что самое главное, никакого предательства российских интересов не произойдет.
Просто человек, патриот своей улицы, на каком-то отрезке развития понимает, что
и соседняя улица, с ребятами которой враждовал в детстве, тоже его улица.
И не будет никакого предательства, если переедет жить в другой район
города. Это очень важно, чтобы люди не чувствовали себя предателями!.. Вы же
очень хорошо объяснили: это и неизбежность слияния в одно человечество, и
необходимость примкнуть к одной из двух сверхсил: западного мира или… Китая.
Конечно же, почти всякий предпочитает западную цивилизацию… Так что ваш рейтинг
все время растет, это тревожит Дятлова и Троеградского.
Белович сказал раздраженно:
– Так чего же хотят?.. Да, Юлия, вы рассуждаете очень
логично, будто и не женщина.
Я скомкал листок, бумага противно хрустела, бросил в
корзину.
– В самом деле, сперва выясни, что хотят обсудить.
Время дружеских пирушек без всякого повода прошло. Мы уже начинаем вести себя…
прилично. Как с противниками. Это с друзьями можно так-сяк, а с противниками мы
сама вежливость, прямо патока. Верно, Юлия? Или вас теперь лучше звать Юлией
Александровной?
Она улыбнулась и покачала головой.
– Пока я не министр и не на пенсии – лучше по имени.
– Спасибо, – сказал я с облегчением, – так вот,
как подсказывает Юлия, если инициатива исходила от них, то место встречи
назначаю я. Верно?
Я спрашивал у Беловича, но краем глаза косил на Юлию.
Она кивнула.
– Похоже, Борис Борисович всегда будет на меня ссылаться,
когда нужно перевести стрелки. Впрочем, так руководитель и должен делать. Все,
что может быть неприятным для других, исходит не от него, естественно!.. Да,
Борис Борисович, выбираете место встречи вы. Если хотите завуалированно
отказаться, то можете выбрать место, куда точно не придут.
Я засмеялся.
– Нет, теперь мы знаем, чего хотят! Разговоры про отставку
меня не пугают. Василий, передай, встретимся в ресторане «Золотой гусь», он у
нас только что открылся. Район новый, застраивается, все три зала пустые. Сядем
в любом месте и поговорим. За соседними столами подслушивать не смогут, да и
вообще некому будет на меня смотреть, как на Гитлера.
Я открыл для Юлии дверь автомобиля, дождался, пока
сядет: не так, как обычно плюхаются на сиденье женщины, когда влезают в салон и
там садятся, а сперва присела, потом только убрала обе ноги, закрыл дверь и
обошел машину, чувствую себя дураком, какое к черту равноправие, когда ведешь
себя вот так, открыл свою дверь и ввалился на сиденье водителя.
– Вам удобно, Юлия? – спросил я. – Кресло можно
подвинуть вперед и взад, даже наклонить…
Она засмеялась.
– Правда?
Я запоздало вспомнил, что мог бы об этом сказать и
раньше, пристыженно умолк, только наклонился к ней и попробовал слегка
отодвинуть ее кресло, чтобы дивные стройные ноги могли вытянуться во всей
красе.
Юлия терпеливо ждала, когда я справлюсь с задачей, а когда я
наконец взялся за руль, заметила, прищурив глаза:
