– А ведь ты прав, прав. Идея хороша. Это можно будет
организовать.
Власов посмотрел на меня, на улыбающегося Бронштейна, криво
усмехнулся:
– Что, у нашего бухгалтера и там школьные друзья?
Бронштейн посмотрел на меня за разрешением ответить, сказал
педантично:
– Нет, Китай – единственная страна, где мы, проклятые
жидомасоны, так и не смогли укрепиться. Но там есть свои националисты, у них
журналы, газеты, издательства. Можно прямо там издать карту, где весь Дальний
Восток будет присоединен к Китаю, опубликовать пару статей в газетах с
притязаниями на территорию России. А здесь быстро перепечатаем, растиражируем,
снабдим комментариями. А так как наш оборонительный потенциал не позволяет
одновременно тягаться с Западом и охранять Дальний Восток от могучего Китая,
вот и… резкое изменение курса РНИ, как бы вынужденное для нас, патриотов.
Власов кивнул, взглянул на меня, подняв брови.
– Вот видишь, Борис Борисович, чем ты хорош во главе РНИ:
мгновенно находишь пути решения любой проблемы. Есть, конечно, и другие
варианты, но ты прав, Китай – угроза самая понятная. В реальности,
конечно, не совсем так, но для народа, что всегда страшился огромной
численности Китая, это понятно, зримо. И в самом деле настолько пугающе,
что даже самые непримиримые могут предпочесть встать под знамя Запада, чем
оказаться под Китаем.
Лысенко поднялся.
– Так не хочется уходить, но я побегу готовить материалы.
Исаак, а у тебя в самом деле есть такие контакты?
– Не сомневайся, – заверил Бронштейн.
Лысенко криво улыбнулся.
– Но ты слишком горячо опровергал, что в Китае есть евреи.
Учти на будущее. Но сейчас чем они выше забрались, тем для нас лучше. Все-все,
я побежал!
Он в самом деле почти выбежал, а за дверью слышен был
быстрый удаляющийся топот, словно галопом проскакали на тяжелом першероне.
Серый московский день незаметно, но быстро перешел в серую
ночь, зажглись уличные фонари, рекламы, по-особому тепло и зазывно светятся
витрины, людей на тротуарах не меньше, но уже другие люди: не спешащие на
работу, а либо оглядывающие улицы в поисках новых мест развлечений, либо
уверенно направляющиеся к уже облюбованному месту.
На проезжей части машин чуть меньше, несутся стремительно,
но все равно чувствуется: не спешат, просто какой русский не любит быстрой
езды, только не каждому эта любовь по карману.
Рядом с водителем, тоже по виду спецназовцем, сидит
громоздкий Фирсов, один из моих телохранителей, а на заднем сиденье рядом со
мной – Чернов, в самом деле черный, как жук, жилистый, хоть и по-медвежьи
грузный с виду.
Машина остановилась возле самого подъезда, Фирсов открыл
дверь, вышел, осмотрелся, Чернов тоже выбрался, довольно засопел, разгибая
спину, тоже огляделся, кивнул в мою сторону. Через тонированные стекла меня,
ессно, не видит, но знает, с каким нетерпением я жду окончания этой нелепой
процедуры, отступил чуть в сторону.
Я вылез, с силой швырнул дверцу, вымещая на ней
раздражение, но она, тяжелая, как стальная дверь на входе в концерн ЮКОС, пошла
обратно неспешно, неторопливо, царственно, словно делая это по своей воле.
Фирсов смотрит с усмешкой, ему все понятно, сделал шаг одновременно со мной, и
в этот момент из подъезда выскочили вооруженные люди.
Чернов, Фирсов и третий, шофер, мгновенно выхватили
пистолеты, Фирсов и шофер начали быстро-быстро стрелять, а Чернов торопливо
отступил, тесня меня к машине.
– Бегом! – прокричал он, перекрывая мощным голосом
звуки выстрелов. – Быстрее!
Я влетел головой вперед, сзади навалилось тяжелое,
мягко чавкнул дверной замок. Фирсов все еще стрелял, но его трясло, как дерево
под частыми ударами топоров. Я с ужасом видел, как из спины и плеч
выбрызгиваются фонтанчики крови. У подъезда на ступеньках трое, еще четверо
рассыпались по бокам и продолжают стрелять, но уже не по нам: во двор влетел
черный бээмвэ с такими же, как у нас, тонированными стеклами. Дверцы
распахнулись, из машины застрочили автоматы.
По мне потекло горячее, я с трудом извернулся, тяжелая туша
вжимает меня в сиденье и пытается втиснуть в пространство между передними и
задними сиденьями. Затем тяжесть слегка сдвинулась, я вывернулся, поднялся, из
бээмвэ вывалился человек с автоматом, уже истекающий кровью, еще один сползает
по бамперу, автомат на земле, я хотел было выйти, но во двор с визгом ворвался
жигуленок с опущенными стеклами, оттуда сразу прогремела автоматная очередь.
Из черного бээмвэ засверкали злые искорки, словно заработала
электросварка. Пули с визгом и жестяным скрежетом дырявили обшивку жигуленка.
Тут только я заметил, что Чернов, которого я столкнул, истекает кровью, в руке
пистолет. Я наконец сунул руку к своей кобуре, пальцы нащупали и стиснули
рифленую рукоять. Сердце колотится с такой силой, что ничего не слышу от
грохота, руки трясутся.
Из жигуленка вылетел темный комок, понесся к бээмвэ. Дверца
распахнулась, один выскочил, стреляя на ходу. Несколько пуль остановили его,
комок исчез под днищем машины, раздался мощный взрыв. Машину буквально
разодрало, верх слетел, из всех окон брызнули стекла, полыхнуло пламя.
Двери жигуленка распахнулись. Вывалился водитель с такой
рыжей головой, что я сперва решил, что она залита кровью, в руке пистолет,
сильно хромает, от бедра вниз до колена штанина потемнела и намокла, следом,
хромая, выбрался еще один, у этого кровь на плече, пистолет держит неловко в
левой руке. Я видел в их лицах отчаянную решимость, с такой народовольцы
шли на убийство царя, совершенно не намечая пути отхода, как это делают
современные западные террористы.
Раненный в плечо крикнул:
– У него бронированный!
– Я открою, – прохрипел рыжеволосый.
Он выхватил из-за пояса что-то похожее на обрезок узкой
стальной ленты с зазубринками. В панике я посмотрел по сторонам, двор
пуст, только из окон уже выглядывают привлеченные стрельбой зеваки, кто-то да
вызовет милицию, но когда она прибудет…
Внезапно нахлынула ярость. Да, по мне ведут огонь честные и
преданные России дураки, но сколько этих чистосердечных идиотов, что готовы
затащить ее еще дальше в болото?
Я отжал кнопку блокиратора двери, ногой распахнул с
такой силой, что рыжеволосого отшвырнуло, но удержался на ногах, тут же я
выстрелил в лицо второго, а затем выпустил две пули в уже начинавшего поднимать
револьвер рыжеволосого. Его отшвырнуло снова, упал навзничь и остался, не
выпуская пистолет из руки.
Из машины донесся шепот:
– На…зад…
Оглянувшись, я торопливо вдвинулся в машину, захлопнул
дверцу. Залитая кровью грудь Чернова часто поднималась, он силился
приподняться, я крикнул:
– Лежи, лежи! Сейчас вызову «Скорую»!
