– Я знаю, – прервал я, – видел по жвачнику.
Если это не полный ваш тезка.
– Нет, – ответил он. – Даже однофамильцев не так
уж много, насколько мне известно. Меня очень заинтересовала ваша программа.
Даже возникла одна идея…
– Погодите-погодите, – прервал я. – Господин
Косиновский, мы не занимаемся бизнесом!
В трубке послышался легкий смешок.
– Нам нужно встретиться, Борис Борисович. Я вам докажу,
что это я хочу вложить несколько десятков миллионов долларов в одно интересное
дело. Касается вашей программы самым непосредственным образом. От вас, от вашей
партии не потребуется ни копейки.
Я мгновение подумал, сказал без особой охоты:
– Хорошо, договоритесь с моим секретарем о времени и
подъезжайте.
На том конце провода возникла заминка, я с запозданием
понял, что олигарх привык, чтобы к нему приезжали, в том числе и лидеры
крупнейших партий, всем нужны подачки, но РНИ – особая партия, хоть и
маленькая, но подачек не просит и не берет. Я услышал легкий вздох, затем
прозвучал все тот же мягкий голос, в котором я так и не сумел уловить стальные
нотки или жесткость крупного хищника:
– Хорошо, Борис Борисович. До встречи!
Послышался щелчок, я положил трубку, постоял минуту,
обдумывая, вышел в коридор. Курильщики уже загасили сигареты. Тем более что
из-за двери раздавался требовательный кашель Бронштейна. Все наблюдали за моим
приближением, Белович снова заговорил первым:
– Что-то случилось? У вас такое лицо…
– Звонил Косиновский.
– Тот самый? Олигарх?
– Да.
Он насторожился, снял очки, протер и быстро водрузил на
переносицу несколько суетливым движением издерганного интеллигента. Глаза его
вперили сквозь стекла острый взгляд в мое лицо.
– Что ему понадобилось?
– Ума не приложу. Узнаю при встрече. Но вроде бы хочет
вложить деньги в какое-то дело, что принесет пользу и нам.
Лысенко соскочил с подоконника, навис надо мной, огромный,
как дерево:
– Борис Борисович! От Косиновского нельзя брать ни копейки!
Это такая акула, такая…
– Мы не берем, – терпеливо заверил я. – Он хочет
вложить во что-то, близкое нам по духу.
– Тогда зачем обращается к нам? За советом? Мы хреновые
советчики в бизнесе. Пусть вкладывает. Или не вкладывает.
Я пожал плечами.
– Возможно, он сам ждет от нас помощи. Но давайте обойдемся
без догадок. Встретимся, все станет ясно.
На другой день, ближе к концу, Юлия доложила о прибытии
Косиновского. Я послал Беловича в коридор, чтобы позагонял в кабинеты любопытных,
а то как в зверинце, опозорят нашу железную партию, прямо демократы какие-то, а
в кабинет тут же вломился с самым решительным и весьма подозрительным видом
Лукошин. Взгляд говорит яснее ясного, что за мной тоже нужен глаз да глаз,
вдруг да поведу какие-то сепаратные переговоры с врагом, а олигархи – все
враги, кровопийцы, сволочи, что сумели украсть больше, чем мы.
Юлия распахнула дверь, вошел мужчина средних лет и среднего
роста, даже костюм выглядит средним, хотя, конечно, знатоки скажут, что пошит
из чего-то особого и лучшим модельером.
– Господин Косиновский? – спросил я. – Прошу
садиться. Это наш очень даже ценный сотрудник, господин Лукошин.
Косиновский кивнул, улыбка скользнула по его европейскому
лицу.
– Да-да, заместитель по вопросам безопасности. Внештатный,
разумеется.
Он опустился в кресло, уверенный в себе, загорелый, костюм в
самом деле хорош, не кричит о богатстве хозяина, но и не маскирует под простого
служащего. Лицо спокойное, в глазах интерес и дружелюбие, совсем не то
выражение на лице Лукошина, не любит, когда называют его должность и его
внештатное хобби.
– Я не отниму у вас много времени, – сказал
Косиновский. – Сейчас очень напряженная пора, понимаю. Я, знаете ли, с
детства был помешан на древней истории, в институте немало наломал копий в
спорах о происхождении Рюрика…
Лукошин проговорил раздраженным голосом:
– А что тут спорить? Он был славянин, ясно.
Косиновский мягко улыбнулся.
– Это ясно не всем.
– Всем разумным, – отрезал Лукошин еще
раздраженнее. – Вы, господин Косиновский, наверняка считаете его немцем, а
то и евреем?
Косиновский позволил себе слегка приподнять брови.
– Немцем еще понятно, но почему евреем?
– Да фамилия у вас… какая-то…
Я поморщился, Лукошин слишком уж в лоб старается
раскачать олигарха, пробить невозмутимость, хотел вмешаться, но Косиновский
ответил с той же мягкой улыбкой:
– Мои предки родом с Украины. Когда-то, еще до Хмельницкого,
было всенародное восстание против поляков под командованием гетмана
Косиновского…
Лукошин подумал, кивнул:
– Что-то слышал. Тогда евреев всех повырезали, да?
– Да, – подтвердил Косиновский. – Иезуитов,
евреев, почти всех поляков… да и своих тоже резали, тогда демократией и не
пахло. У меня такое предложение, господин Зброяр…
Теперь он обращался непосредственно ко мне, игнорируя
Лукошина, я принял вид полнейшего внимания, сказал вежливо:
– Да-да, слушаю вас.
– Почему бы, – сказал он с явным удовольствием,
чувствовалось, что заговорил о любимом, более приятном, чем всего-навсего
делать деньги, – почему бы не снять хороший исторический фильм о Рюрике?
При наших мизерных бюджетах такой фильм можно снять за миллион долларов!
Я охотно вложу десять, а если очень понадобится, то и больше. Очень уж
хочется увидеть детскую мечту осуществленной! Разве добиваемся высот и
зарабатываем много денег не для осуществления своих мечтаний?..
Лукошин молчал, зыркал исподлобья, я сказал осторожно:
– О Рюрике материалов много, выбирать есть из чего. Но
все они противоречат друг другу. Достаточно сказать, что нет единства даже в
его происхождении, а это в данном случае крайне важно…
Он кивнул, подхватил:
– Что нам на руку, верно?
– Верно, – согласился я.
– Вы уже догадываетесь, что я хочу предложить?
– Если вы пришли к нам, – сказал я, – уже зная
программу нашей партии, то да, догадываюсь.
Он слегка наклонился вперед, вперив в меня взгляд острых
серых глаз цвета закаленной стали.
– Вы знаете, что такие наглядные средства, как фильмы,
телесериалы и песни… даже частушки… воздействуют на аудиторию лучше, чем самые
умные речи или умело составленные отчеты.
