Да, я смутно надеялся на успех, но так же надеемся на
бессмертие или жизнь длиной в сто лет, хотя трезвым умом и взглядом видим
несколько иную реальность, но никто из нас не ожидал такого обвала, это что-то
просто невероятное, даже постыдное. Слишком поспешно Россия купилась на обещание
присоединить ее к заокеанской империи, чтобы снова прибыли варяги и решили все
наши проблемы. Нет, в таком едином порыве чудится что-то истерическое, как
будто все уже дошли до последней грани, до ручки.
В моем кабинете сидели на стульях, на подоконниках, а
Белович и Бронштейн даже на столе, все не отрывали взглядов от экранов. Власов
проговорил торопливо:
– Господи, не дай, чтобы это оказалось сном!.. А если сон,
не дай проснуться. Ребята, это только в Сибири и на Дальнем Востоке так, они ж
понимают, что именно их захватят китайцы и японцы. А вот в Центральном
регионе нас попрут, как тараканов…
Но в голосе звучало старательно задавливаемое ликование:
победили, победили, никогда еще наша партия, которую старались не замечать даже
«свои», чтобы о них чего-то не подумали, никогда еще не поднималась до таких
немыслимых высот! Это ж сколько депутатских мест у нас появится благодаря
только Восточной Сибири и Дальнему Востоку!
Отворилась дверь, заглянула голова в оранжевой кепочке.
– Кто заказывал пиццу?
– Я заказывал, – крикнул Белович. – Тащи
сюда!
Лукошин прорычал:
– Ты это чего, самозванец? Это я заказывал!
– Я думал, ты спишь, – ответил Белович
независимо. – Борис Борисович, а не заказать ли ужин из ресторана прямо в
офис? Нам есть что отпраздновать!
– Уже есть, – поддержал его Власов. – Борис
Борисович?
– Заказывайте, – ответил я. – Только без пьянства.
Сейчас все телекамеры повернуты в вашу сторону. По пьяным мордам будут судить
обо всех русских националистах.
Еще через пару часов пришли первые сведения из Западной
Сибири. Тоже предварительные, судить по ним рано, так отвечали нетерпеливым
газетчикам на участках, но сенсация продолжается: депутаты от партии
РНИ победили больше чем в половине округов. Юлия появилась тихая и
собранная, как всегда, я по мужской невнимательности не разглядел, что она
устала, даже измучилась, пока Власов не сказал отечески:
– Юля, вам надо отдохнуть хоть полчасика, а то вы все на
ногах, на ногах!.. Давайте я отведу вас в свой кабинет, там прикорнете на моем
диване.
Она слабо улыбнулась.
– Спасибо, Николай Николаевич! Но вряд ли засну, во мне все
дребезжит, как будто жестянки раскатились по каменному полу. И сердце
стучит.
– Не увлекайтесь этим эль-карнитином, – предостерег
он. – Все эти новомодные штучки выходят боком.
– У меня ацетил-эль-карнитин, – сообщила она.
– Все одно дрянь. К тому же – опасная.
– Это только сегодня, – заверила она.
Он кивнул, но взгляд говорил, что наши спокойные деньки,
судя по всему, кончились. И если раньше лишнюю чашечку черного кофе просто
так, для удовольствия, то теперь придется поневоле, чтобы сохранить боевую
форму круглые сутки, затем и следующую, и следующую. А если кофе не
хватит, то придется и заморскую химию жрать, только бы не сойти с дистанции.
Лукошин подошел с огромным бутербродом в руке. Он
единственный, кто среди нас не употребляет стимулирующих напитков, хотя фирма
«Iron man» поставила нам на халяву, а бодрость старается поддержать колбаской,
ветчиной, карбонадами и огромными биг-маками.
– Ну, Борис Борисович, – сказал он, – я вас
поздравляю… Нет, бутерброд не отдам, вы должны быть сыты одними этими победами.
Я покачал головой.
– Разве? У меня аппетит только разгорается.
Он задержал бутерброд у рта, в глазах появилось расчетливое
выражение. Я улыбнулся загадочно, появился и подошел Андыбин, мы с ним
заговорили о создании своей фракции в Думе. Теперь уже понятно, что сумеем,
сможем. Лукошин постоял с бутербродом, так и не решившись откусить, наконец
отошел в сторонку, а там у него ловко выхватил Лысенко и тут же откусил почти
половину, прежде чем ошалевший от такого нахальства Лукошин опомнился и ринулся
отнимать сокровище.
С утра здание начали сотрясать звонки, провода
раскалились и прогнулись от обилия емэйлов, на видеосвязь вышли одновременно и
наши победители в регионах, и всякого рода деятели, которые стараются первыми
застолбить дружбу с неожиданно набравшей силу партией. Позвонил Уваров, лидер
партии промышленников, поздравил с победой.
По всему зданию шлялись взбудораженные с красными от
бессонницы глазами сотрудники, ошалевшие и все еще не верящие, что вот мы,
русские националисты, вдруг вошли в силу, нас слушают, нас выбирают! И не
где-нибудь на Украине или в Турции, а в России, где признают власть и силу
только на том, где клеймо иностранное.
Белович не спит уже третьи сутки, держится на жиросжигающих
добавках и кофеине, ввалился кабинет, едва не цепляясь за косяк.
– Борис Борисович? – завопил он испуганно. –
А что теперь?
– Падай на диван, – велел я. – Борьба только
начинается. Мне нужны выспанные чемпионы!
Голос мой звучал уверенно, во всяком случае для Беловича, у
него сейчас в ушах звон и грохот камнепада. У меня у самого похожее, но
я – вождь, мне надлежит быть железным. Белович послушно побрел к дивану,
повалился как подрубленный. И заснул раньше, чем голова коснулась валика.
Я тоже заночевал в кабинете, а уже утром ко мне
ворвался бледный, взъерошенный Бронштейн. Я ощутил недоброе, поднялся с дивана.
– Что стряслось?
Он плотно закрыл дверь, подбежал к столу и вытащил из папки
листок.
– Вот!.. Это уже что-то новое.
Меня обдало холодным ветром, в ушах зазвучали колокола.
В мозгу вспыхнуло: «Ну вот и все…» На листке золотыми буквами шапка
Генеральной прокуратуры, а ниже короткий скупой текст вызова.
– За что? – спросил я.
– Ответят только там, – сказал Бронштейн
торопливо. – Это же Россия, мать ее так!.. Но у меня там кой-какие концы,
отыскался кореш, словом, удалось узнать, что у вас в Швейцарии оказались два
счета, на которых крупные суммы. Даже есть след, что эти деньги ворованные. Не
то чеченских банд, не то сбежавших олигархов, а может, и вовсе общак
долгопрудненской группировки. Нет, вам пока еще ничего не инкриминируют,
приглашают для выяснения… так это называется.
Я в бессилии опустился обратно в кресло. Тело обмякло,
будто вынули все кости. Вот и начинается та грязь, что привычна для большой
политики. Бронштейн сказал торопливо:
– Борис Борисович, надо было спешить, потому я по дороге к
вам, уж извините, позвонил Уварову. Он пообещал прислать лучших адвокатов.
