Терновой, старший сегодняшнего отряда моей охраны, вздохнул
с превеликим облегчением, когда мы благополучно добрались до офиса и железные
ворота закрылись за нами. Я сказал что-то вроде: ну вот, а вы боялись, он
покачал головой, в глазах было легкое презрение к тупому охраняемому объекту.
– Одна группа двигалась впереди и одна сзади. Еще по группе
сопровождали нас по параллельным улицам. Они-то и задержали семерых… да-да,
семерых, что готовились отправить вас к праотцам.
– Может быть, – спросил я сразу осипшим голосом, –
просто бандитские группировки?
– Уже признались, – ответил он сдержанно. – Мы не
правительственная структура, а частная, понимаете? Когда мы проводим
собственное расследование, то делаем это быстро и… не всегда придерживаясь
Женевских конвенций. Или Гаагских, неважно.
С утра я уже думал с тревогой, что теперь и к окнам
нельзя подходить никому, снайперы могут взобраться на крышу любого дома, но
забылось, работы целые горы, в который раз не пошли на обед в кафе: в самом
деле столько прекрасной работы, от всех не то что пар – дым столбом,
горим, тратим калории, накопленные за годы безделья.
Власов целыми днями бурчал, Штаты, по его мнению, достаточно
сильны, чтобы сражаться с Востоком в одиночку, я в который раз возразил:
– Штаты начали выдыхаться! Как ни дико звучит, но их подкосил
именно развал СССР. До того времени жили в напряжении, вкалывали, а сейчас как
будто бы уже все сделали, можно отдохнуть… Администрация понимает, что надо еще
нагнуть Китай и Японию, а затем и быстро набирающую силу Индию, но туповатый
американский народ не видит, ему хлеба и зрелищ, требует остановиться в этом
беге, полежать… Зато мы уже в такой глубокой яме, что уже созрели для
пассионарного взрыва!
Власов сказал сварливо:
– Ну так и пусть наши пассионарии возрождают Великую Россию!
Я покачал головой.
– Не успеют. Да и едва начнется подобное пробуждение, Китай
тут же пошлет уже не мелкие отряды переселенцев, а так это средние – по
сто-двести миллионов каждый. И Россия в одночасье станет Китаем. Ладно,
пусть не вся Россия, а только Сибирь, даже Восточная Сибирь… Но это будет
только первый откушенный кусочек.
Власов прорычал в тоске:
– Но Юса, Юса… ладно, пусть даже Штаты. Ненавижу!
И разве не стыдно вот так к своему противнику?
– Это вражда между братьями, – ответил я. – Между
братьями всегда соперничество, зачастую – до драки. Но когда приходит
чужой, братья встают плечом к плечу против врага.
– Штаты – наш брат?
– Все человечество, если уж на то пошло, братья, но
Штаты – родной брат, а вот Китай, Япония или Индия – двоюродные,
согласен? А негры так и вовсе…
Лукошин скривился.
– Ненавижу расизм и негров!
– Среди людей нет ничего зазорного, – сказал я, –
когда человек за утешением приходит к другу. А уж если брат к брату… Это
нормально, когда более сильный поддерживает упавшего духом, впавшего в
депрессию. Это естественно, без этого человеческая общность многое бы потеряла.
Даже не знаю, состоялась бы вообще? То же самое и с народами. У всякого бывают
спады, депрессии, как вот сейчас в России уныние после краха строительства
светлого будущего для всех и бесплатно! Для всего человечества, напоминаю,
строили, не только для России. Коммунизм, как писали у нас везде, это светлое
будущее всего человечества.
– Да уж…
– Так вот, сейчас мы, русские, а если по ндраву более
политкорректный термин – россияне, приходим за поддержкой к тому соседу,
что устоял перед соблазном немедленно строить счастье для всех, поосторожничал
и на этом выиграл. К соседу, ибо на планете мы все теперь соседи.
– Теперь?
– Мы и были, но теперь это поняли. Прочувствовали. Или вы,
Николай Николаевич, еще не поняли? Не поняли, что рано или поздно все народы
сольются в один и заговорят на одном языке?
Власов хмуро отмахнулся.
– Да все знаю, только хотелось бы, чтобы это произошло не
при моей жизни.
– Все ускорилось, – сообщил Белович. – Уже сейчас
оптимист учит английский язык…
– Знаю-знаю! А пессимист – китайский. Так то
пессимист!
– Это раньше китайский учили пессимисты, – возразил
я. – А теперь придется учить и реалистам, если как можно быстрее не
сделаем гигантский скачок в сторону Запада…
– …чтобы он, гад, и отскочить не успел, – вставил
Белович кровожадно.
– Постараемся, – ответил я серьезно. – Американцы
и не скрывают, что их американские университеты – это места, где
российские евреи преподают математику китайцам… Ну и что? На том материке они
все – американцы. Юсовцы, как вы говорите. Американцы – это не нация.
Это то же самое, что «советские». Были советские люди. Они состояли из русских,
украинцев, узбеков, литовцев, татар, белорусов, молдаван, азербайджанцев… но в
то же время они все были и советскими. Так и эти американцы тоже вроде бы из
множества национальностей, однако – американцы. И русским ничуть не
зазорно влиться в эту общность.
Белович проговорил с энтузиазмом:
– Тем более что мы там займем далеко не последнее место!..
И тоже, га-га, возможно, уже остальных американцев подвигнем строить
коммунизм или что-нить еще круче!
– Ну, об этом лучше помалкивать, – предостерег
Лысенко, – хотя бы на первых порах. А вот то, что займем не последнее
место, верно. Белых в Штатах уже меньшинство, а когда Россия присоединится к
Штатам…
– Если, – поправил Власов. Перехватил непонимающий
взгляд главного редактора, пояснил: – Если присоединится. Что это у нас за
такая лихость в суждениях? Еще не присоединились, а уже Америкой правим? Нас
могут и не пустить в этот клуб!
Лысенко отмахнулся с великолепной небрежностью истинно
русского стратега, что пренебрегает мелочами, а сразу видит в дальней
перспективе огромный сияющий дворец, будь то коммунизм, утопизм, новая столица
России на болоте или же война с Ливонией за окно в Европу. И, конечно же, можно
не обращать внимания на такие пустяки, что болото под Петербург придется
замостить человеческими костями, кто об этом вспоминает, кого привидения
мучают? А Петербург – есть!
– Пустят, – заявил он. – С радостью. Мы сразу
выправим демографический перекос. Белые снова станут большинством.
И никаких негров, мексиканцев или турок в президенты не допустим.
Я помалкивал, не зная, радоваться или смеяться. Только
что спорили со мной, называли предателем, а сейчас, с завидным легкомыслием
перепорхнув монбланы проблем с присоединением, уже правят Америкой и, конечно,
миром!
Вошел Андыбин, еще выше ростом в длиннополой шубе, снег на
шапке и на воротнике. А когда снял шапку и взмахнул, сверкающей дугой
полетели искристые снежинки, не успевшие растаять в коридоре.
