Не выпрямляясь, продолжая сидеть на корточках, я резко развернулся, выставил перед собой копье... и чуть не насадил на него Коцатля. Мальчик тоже стоял пригнувшись и приложив палец к губам. Переведя дух, я прошипел:
– Коцатль, чтоб тебе провалиться! Что ты здесь делаешь?
– Я находился поблизости от тебя всю ночь, господин, – прошептал он, – поскольку думал, что моему хозяину может понадобиться пара глаз получше его собственных.
– Нахальный постреленок! Я еще не...
– Нет, господин, ни в коем случае. Но похоже, я ждал не зря. Сюда приближается враг, и если б не я, он увидел бы тебя первым.
– Что? Враг? – Я пригнулся еще ниже.
– Да, господин. Воитель-Ягуар в полном боевом облачении. Должно быть, он вырвался из засады. – Коцатль поднял голову и торопливо огляделся. – Думаю, он собирается зайти нашим в тыл и неожиданно снова на них напасть.
– Посмотри еще, – нетерпеливо попросил я мальчика. – Где именно этот человек находится и куда он направляется?
Маленький раб привстал, пригляделся и доложил:
– Он находится примерно в сорока длинных шагах, слева от тебя. Движется медленно, пригнувшись, но, похоже, не ранен. Просто соблюдает осторожность. Если он продолжит идти в том же направлении, то неизбежно пройдет между вон теми двумя деревьями, что в десяти длинных шагах перед тобой.
Получив столь точные указания, даже слепец мог бы перехватить противника.
– Пойду к деревьям, – сказал я. – А ты оставайся здесь и незаметно приглядывай за врагом. Если он заметит мое движение, ты это увидишь. Предупреди меня криком, асам беги.
Копье и плащ я оставил на месте и, взяв с собой только макуауитль, извиваясь пополз вперед, к маячившим за пеленой дождя деревьям. Они торчали над порослью высокой травы и низких кустов, сквозь которые едва виднелась протоптанная оленями тропа. Я решил, что по ней-то и движется сбежавший тлашкалтек. Коцатль голоса пока не подавал, и я, добравшись до деревьев, присел на корточки за одним из них, держа свой макуауитль наготове – обхватив рукоять обеими руками и отведя клинок назад для удара.
Сквозь шелест моросящего дождя до моего слуха доносились лишь слабые шорохи травы и ветвей, а потом вдруг прямо перед моим укрытием на землю опустилась ступня в заляпанной грязью сандалии, отделанной по краям ягуаровыми когтями. Миг спустя я увидел и вторую ногу. Должно быть, оказавшись между деревьями, воин рискнул наконец выпрямиться в полный рост, чтобы оглядеться.
Я замахнулся острым обсидиановым мечом, вспомнив, как замахивался когда-то на кактус топали, и мне показалось, что благородный воитель на какой-то миг завис в воздухе. А потом, рухнув, растянулся на земле: я перерубил его обутые в сандалии ноги выше лодыжек. Одним рывком я оседлал врага, отшвырнул макуауитль, еще остававшийся в его руке, и, приставив тупой кончик моего собственного к его горлу, задыхаясь произнес освященное традицией ритуальное обращение победителя к пленнику. В мое время воины всегда соблюдали правила учтивости. Невежливо было называть этого человека пленником, так что поверженному воителю-Ягуару я сказал:
– Ты мой возлюбленный сын.
– Да проклянут тебя все боги Сего Мира! – злобно огрызнулся тот в ответ, и его можно было понять. Его, благородного воителя-Ягуара, застали врасплох – и кто же? Не другой славный воитель вроде него или хотя бы закаленный в боях ветеран, а йаокуицкуи, неопытный новобранец самого низшего ранга. Я прекрасно понимал, что, случись нам сойтись в бою лицом к лицу, он мог бы не спеша изрубить меня на мелкие кусочки. Воитель тоже понимал это, а потому побагровел и заскрежетал зубами. Однако, как ни силен был его гнев, воин все же совладал с ним и нашел в себе силы вымолвить традиционные слова сдающегося в плен:
– Ты мой почтенный отец.
Я отвел оружие от шеи врага, и он сел, тупо уставившись на кровь, хлеставшую из обрубков его ног, и две ступни, так и оставшиеся стоять рядом на оленьей тропе. Накидка из ягуара, составлявшая наряд благородного воителя, даже промокшая и заляпанная грязью, производила сильное впечатление. Пятнистая шкура крепилась к оскаленной голове хищника, служившей шлемом таким образом, что передние лапы зверя были своего рода рукавами, куда продевались руки воителя, а когти постукивали у его запястий. Ремни при падении не расстегнулись, и на его левом предплечье по-прежнему красовался круглый щит.
В кустах снова раздалось шуршание, и появился Коцатль.
– Мой господин захватил своего первого пленника сам, без посторонней помощи, – тихо, но гордо промолвил он.
– И я не хочу, чтобы этот человек умер, – отозвался я, задыхаясь, но не от усталости, а от возбуждения. – У него сильное кровотечение.
– Может быть, обрубки можно перетянуть и чем-нибудь замотать, – предложил воин, говоривший на науатлъ с сильным тлашкальским акцентом.
Коцатль быстро развязал кожаные ремешки его сандалий, и я туго перетянул ими обе ноги пленника. Кровотечение мгновенно ослабло: кровь уже не хлестала, а лишь сочилась. Потом я встал между деревьями, чтобы осмотреться и прислушаться, как хотел это сделать воитель-Ягуар. К моему удивлению, с юга доносился не яростный шум битвы, а лишь невнятный гомон, словно на рыночной площади, перемежаемый отрывистыми приказами. Очевидно, пока я совершал свой маленький подвиг, главное сражение подошло к концу.
– Похоже, мой возлюбленный сын, ты сегодня не единственный пленник, – сказал я угрюмому воину. – Кажется, вся ваша армия разбита.
Тот лишь хмыкнул.
– Сейчас я отнесу тебя туда, где твоими ранами смогут заняться лекари. Думаю, у меня хватит сил тебя нести.
– Да уж, теперь я вешу меньше, – сардонически заметил пленник.
Я взвалил его изуродованное тело на закорки, а тлашкалец обхватил меня руками за шею. Его разукрашенный щит прикрыл мою грудь, словно был моим собственным. Коцатль, уже успевший притащить мне плащ и копье, теперь подобрал мой простой плетеный щит и окрашенный кровью макуауитль. Засунув их себе под мышки, мальчик взял в каждую руку по одной отсеченной ступне и поплелся под дождем следом за мной. Пошатываясь, я брел на юг – туда, где, как я надеялся, собиралась и восстанавливала порядок после победоносного сражения наша армия. На полпути мне повстречались бойцы нашего отряда: Пожиратель Крови собирал своих людей с ночных постов, чтобы отвести их к месту сбора.
– Связанный Туманом! – проревел, увидев меня, куачик. – Как ты посмел бросить свой пост? Где ты?.. – И осекся. Челюсть у него отвисла, а глаза от изумления округлились, почти сравнявшись по размеру с разинутым ртом. – Чтоб мне провалиться в Миктлан! Вы только гляньте! Гляньте, что тащит на спине мой лучший ученик! Я должен немедленно доложить об этом командиру Ксококу!
И он побежал прочь.
Товарищи взирали на мою добычу с восторгом и завистью. Один из них предложил мне помощь, но я выдохнул: «Нет!» Даже это слово далось мне с трудом, однако подвиг был мой, и я не собирался ни с кем делиться славой.
