– Что? – не поверил своим ушам Знатнов. – В человеческом теле есть орган любви? Как же он выглядит и в каком месте находится?
– У человека есть не только это, – наставительно объяснил Терёшечка. – Все утраченные когда-то органы можно восстановить, только одного хотения маловато. Если же человек сумеет сохранить в себе энергетический Божий порыв, то начинает воскресать орган любви. Если люди поймут, что созданы из Света, Тени и Любви, то развитие человечества пойдёт совсем по другому пути. Вы сможете для себя сравнить наш мир и внешний, чтобы донести эту мысль другим. Давно ваша наука доказала и себе и вам, что стоит только определённой части человечества достигнуть сакраментальной, то есть таинственной степени развития, и сразу всё человечество принимает автоматизм этого развития. То есть, автоматически начинает жить любовью, а не уничтожением или уничижением себе подобных. Вот поэтому мы не хотим никаких поныне существующих в человечестве подлостей, гадостей, жадности, лжи, из-за которых может пострадать наша цивилизация. Мы не утверждаем тем самым, что вот-де мы хорошие, все остальные – варвары и никогда не достигнут Царствия Небесного. Это опять же воинствующая склока меж религиозными страстями, приносящая человеку хаос, в котором он ещё не научился разбираться. Здесь у нас никогда не было и не будет денег, несущих остальному миру только раздоры, подлость, предательство и всякие другие казусы. Вспомните, о чём предупреждал Иисус своих апостолов: «Изгонят вас из синагог; даже наступит время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу».
[49] И это всё в угоду идолу Мамоне, когда дом, карьера, выгодная служба, мечта – покрывает всё. Остальное – чистое, светлое, ничуть не выгодное, доброе, так сказать, альтруистическое. Единственное место в мире, где попытались отказаться от засилья денег, это еврейские кооперативы кибуци. Но и там дела происходят не слишком успешно, потому что если делаешь что-то, то надо до конца, а не ограничиваться половинчатыми мерами. Хотя, что с евреев спрашивать, когда они до сих пор Машиаха, то есть Мессию ждут? Вот и явится к ним «долгожданный» Мессия архантропов, всё к тому идёт. Чтобы мир спасти, надо его весь перекраивать, перестраивать и переделывать. Но никогда не следует «изобретать новые велосипеды». Вот муравьи, например, тоже с нами на этой же планете живут, а у них совсем другой мир, скорее больше похожий на нашенский, здешний, чем на остальной внешний. Вон и город наш впереди. Там, возле пропасти, видите?
Знатнов присмотрелся, куда указывал мальчик. Впереди по курсу дорога выходила к огромной, не покрытой травой сопке, примостившейся между отвесной скалой Уральских гор и крутым провалом, уходящим вниз на более низкий уровень.
Сопка действительно была похожа на очень большой муравейник.
Даже жители этого муравейника были видны отсюда. И так же, как насекомые, что-то делали снаружи муравейного города, заходили и выходили через множество чёрных отверстий в боках сопки. Сложенная из брёвен, перемешанных с глиной, сопка была окружена снаружи лентой дороги, заканчивающейся наверху возле огромной шишки красного цвета, окружённой серебряными маленькими ёлочками.
– Это Пирр,
[50] – пояснил мальчик, заметив, что гостя заинтересовала маковка деревянно-глиняного муравейника, выкрашенная в красный цвет. – Там наша обсерватория, и туда мы в первую очередь сходим. Надо с жилищем от красного угла знакомиться, как и с животным – с головы. Если вы не узнаете нашу жизнь – так и будете чужих слушать, мол, какие-де старообрядцы плохие и подлые. От остальных прячутся, не пускают к себе поглядеть и примериться, не вводят у себя рабовладельческих законов, принятых во всех странах, не молятся Золотому Тельцу.
В общем, множество всяческих «не». Но одно из них гораздо интереснее: никто из староверов НЕ напрашивается ни в гости, ни для знакомства, ни для обмена идеями и товаром с вашим деградирующим миром, а вот чужие лезут. Ох, как им не нравится наша цивилизация! А почему, вот вопрос? Ведь ни о наших городах, ни об алтайских, внешнему миру почти ничего неизвестно.
– «Чужие», как вы их называете, давно уже везде и всюду пролезли, – печально заметил Знатнов. – В нашем мире население официально зомбируется с помощью телевидения, присвоения числовых кодов и психотропных диверсий в сознании. К сожалению, и я этому подвергался, только не подозревая, зачем и куда направлены мои «осознанные» действия. Ну да ладно, после разберёмся…
Меж тем дорога закончилась у подножья холма, сложенного из пропитанной чем-то древесины. Александр Викторович сразу вспомнил строения, откопанные археологами в Аркаиме, напоминающие тоже такие вот древесно-глинистые переплетения. Только древний город на Сынташте выглядел много аккуратней и уютней, хоть и было ему от роду никак не меньше пяти – шести тысяч лет от роду.
Вероятно, этот холм был сложен из глины и брёвен по наитию. Описания «донашеэровских» застроек Аркаима где-нибудь да сохранились, а вот как подгонять и в каком ряду брёвна класть «торчком», а в каком – «ложком» не могли определить первые насельники этого таинственного рипейского ущелья. Лепили, как придётся, но налепили с толком.
Неширокая прочная дорога уходила серпантином вверх на вершину, а внизу имелся довольно широкий вход вовнутрь сопки, сложенной их хвойных стволов. Коридор был тёмен и пуст, поэтому Терёшечка повёл гостя по наружной дорожке.
– Здесь быстрее дойдём, – пояснил он. – А с внутренним устройством города ещё успеем познакомиться. Тем более, внутри жители будут отвлекать, а мы пока что не имеем права расслабляться.
Тут же, у подножья муравейного города, недалеко от обрыва, стояли бревенчатые сараи и в одном из них виднелись сквозь незапертые ворота несколько коней, мирно хрумкающих овёс в стойлах и не обративших на пришедших никакого внимания. Людей в этом месте пока не было видно, причём, появление двоих путников со стороны храма, животных нисколько не удивило.
– А дно в пропасти имеется и что там, на нижнем уровне? – поинтересовался Знатнов.
– Там – продолжение нашего царства, – Охотно объяснил мальчик. – Мы сейчас находимся на высоте тысячи метров над уровнем моря.
– Согласно Кронштадтского футштока? – засомневался Александр Викторович.
– Конечно. А там, – Терёшечка показал на крутой обрыв, – внизу в виде огромных балюстрад ещё несколько долин. И пресная вода течёт туда подобно Ниагарскому водопаду. Дальше – подземное царство. Но не мёртвое, а то самое, где хозяйничает Медной горы Хозяйка.
– Ну, прям, как в сказке, – съехидничал Знатнов.
– Прям, не прям, а скоро сами увидите. А сейчас нас ждут в Пирре.
Мальчик прибавил прыти, зашагал к вершине холма по внешней дороге и махнул рукой гостю, чтоб не отставал. Дорожка здесь была не очень широкая, выложенная поперек хорошо подогнанными брёвнами, скреплёнными меж собой выкованными скобами. По дороге, видимо, не только ходили, но и ездили на каких-то имеющих колёса приспособлениях, поскольку на деревянной мостовой имелся чётко отпечатавшийся рифлёный след колеса.
