От Горго Еврибиад узнал, что эфоры собираются послать кого-нибудь из спартанцев к Фермопилам, дабы предать достойному погребению прах царя Леонида. Заодно под давлением Горго эфоры решили приступить к поискам изменника-грека, проведшего персов в тыл эллинского войска у Фермопил.
– Я отправлюсь к Фермопилам, – сказал Еврибиад. – Я прослежу, чтобы прах Леонида был погребен со всеми почестями. Также я попрошу Симонида Кеосского, который ныне живет в Коринфе, чтобы он сочинил звучную эпитафию на надгробие Леонида. Симонид ведь был дружен с Леонидом. И уж, конечно, я сделаю все, чтобы напасть на след предателя, продавшегося Ксерксу. Клянусь Зевсом, этого мерзавца я убью своей рукой, коль доберусь до него!
Горго обняла Еврибиада, растроганная его решительным порывом.
– Друг мой, – промолвила она, – ты сделаешь все наилучшим образом. Во мне нет ни малейшего сомнения в этом. Мой сын и я до конца своих дней будем признательны тебе за это. Леонид всегда ценил тебя и дорожил твоей дружбой, Еврибиад. Теперь я вижу, что Леонид не ошибался в тебе как в друге.
Напоследок Еврибиад поговорил с Горго об Аристодеме, соболезнуя его незавидной участи изгоя. Еврибиад посетовал на то, что у него, к сожалению, нет такого влияния на эфоров и геронтов, которое позволило бы ему избавить Аристодема от опалы.
– Не беспокойся, Аристодем сам вернет себе гражданские права, – уверенно проговорила Горго, глядя в глаза Еврибиаду. – Война с персами еще не окончена.
Спартанцам еще придется сразиться с варварами. Тогда-то Аристодем вновь обретет свое честное имя!
Еврибиад понимающе покивал головой. Так вот на что надеется Горго! Вот почему Аристодем не покончил с собой по примеру Леарха!
По закону никто не может запретить изгою вроде Аристодема принять участие в сражении с врагами в одном строю с согражданами. И если в этой битве изгой проявит невиданную храбрость, то ему будут возвращены его гражданские права, живому или мертвому.
Глава третья. Павсаний, сын Клеомброта
На пиршество по случаю приезда афинских послов пришла вся спартанская знать. Никогда до этого в доме царя Леотихида не собиралось так много гостей. Обычно враждебные друг другу царские роды Агиадов и Эврипонтидов в эти дни проявляли удивительное согласие во всем. Эфоров это настораживало, ибо их власть была тем крепче, чем сильнее вставала распря между спартанскими царями.
Царь Леотихид, сын Менара, из рода Эврипонтидов, на пиру расположился за одним столом с Фемистоклом и с Клеомбротом, который, по сути дела, владел троном Агиадов, являясь опекуном малолетнего сына Леонида.
Эфора-эпонима Эфхенора задело за живое то, что его ложе на этом застолье оказалось не возле царского стола. (Древние греки пировали лежа на легких переносных ложах-клинэ.) Эфхенору распорядители пира отвели место за одним столом с его коллегами-эфорами. Эфхенор злился, видя, что за царским столом имеется одно пустующее место. Эфхенор догадывался, что это место было оставлено для Павсания, сына Клеомброта. Однако Павсаний почему-то долго не появлялся.
Недоумевал и царь Леотихид, раздосадованный отсутствием Павсания, с которым у него порой доходило до склок и размолвок. Павсаний имел взрывной нрав и был весьма высокого мнения о себе. Клеомброт успокаивал Леотихида, уверяя его, что Павсаний все равно придет на пир, что никаких обид на него он не держит.
«Ты же знаешь тщеславную натуру Павсания, – усмехаясь, молвил Клеомброт хозяину застолья. – Ему же непременно нужно обратить на себя внимание всех собравшихся. Вот увидишь, мой сын появится здесь в самый разгар застольных речей!»
На самом деле Павсания отвлекло от пира в доме Леотихида одно важное дело. В это утро Павсаний наведался в гости к Горго. Этот визит Павсания не был случайным. С момента гибели царя Леонида Павсаний всячески искал сближения с его вдовой. Через своего отца Павсаний доводился Горго двоюродным братом. В юные годы их даже связывала дружба, основанная на чтении одних и тех же книг. Повзрослев, Павсаний и Горго как-то отдалились друг от друга. Он увлекся военным делом, часто бывал в походах. Она вышла замуж за Леонида, стала царицей Спарты. У них во многом сменились взгляды на жизнь, поменялся круг друзей и знакомых.
Смерть Леонида вновь сблизила Горго и Павсания, который по-родственному опекал свою двоюродную сестру и ее сына. Однако в глубине души Павсаний лелеял совсем не родственные чувства к Горго. Павсаний страстно желал сделать Горго своей женой, дабы через этот брак завладеть троном Агиадов и обрести неслыханный почет среди лакедемонян.
О своих потаенных замыслах Павсаний однажды проговорился Дафне, лучшей подруге Горго. Дафна не только одобрила замысел Павсания, но и взялась помогать ему в этом. Дафна видела, что Горго открыто враждует с эфорами, которых сильно раздражает смелость ее речей и обличений. Помня о печальной участи царя Клеомена, убитого эфорами, Дафна боялась за Горго. Ведь эфоры ради незыблемости своей власти способны устранить любого неугодного им человека. Дафна считала, что Горго нужен надежный защитник, поскольку ее сын еще слишком мал. По мнению Дафны, брак с Павсанием значительно упрочил бы положение Горго. На то, что Павсаний и Горго состоят в двоюродном родстве, Дафна была готова закрыть глаза.
У Дафны, как и у Горго, имелись все основания для ненависти к эфорам. Сперхий, муж Дафны, пал вместе с Леонидом у Фермопил. Леарх, гонец Леонида, подвергшийся опале по воле эфоров, как и Аристодем, и покончивший с собой из-за этого, приходился Дафне родным братом.
Давно зная Горго, Дафна умело и ненавязчиво подталкивала ее к мысли о том, что новое замужество станет для царицы благом. Ведь рано или поздно эфоры и геронты начнут подыскивать в мужья Горго угодного им человека. Поэтому для Горго будет лучше, если она сама выберет себе нового мужа, который станет ей опорой в жизни.
После долгих размышлений Горго согласилась с Дафной, попросив ее стать помощницей в этом деликатном деле. Горго было известно, что все знатные вдовцы Лакедемона, а также многие знатные юноши желают пойти с ней под венец. Слава Леонида, погибшего в неравной битве с персами, незримо реяла над Горго, привлекая к ней мужчин разных возрастов, воспитанных на идеалах военной доблести и самопожертвования. На этом была основана система спартанского воспитания – агоге.
Прежде чем довести дело до смотрин, Дафна при встречах с Горго подробно обсуждала достоинства того или иного кандидата в мужья. Горго и не догадывалась о том, что ее лучшая подруга уже наметила ей в супруги Павсания, хотя речь о нем в этом смысле не заходила ни разу.
Ведя с Горго откровенные беседы о неженатых мужчинах, Дафна умышленно находила в каждом из них какой-нибудь телесный изъян или нравственный порок. Умысел Дафны был прост: пусть Горго сама увидит, что лучше Павсания для нее нет жениха.
