Руна поспешно направилась к двери, но тут крестьянка указала на лежанку, накрытую соломенным тюфяком и меховым одеялом.
– Вы могли бы переночевать у меня… тогда мне было бы не так одиноко, – предложила она.
Руна нерешительно остановилась. Гизелу же не пришлось упрашивать. Подбежав к лежанке, принцесса рухнула на тюфяк и, потянувшись, сладко зевнула. Руне тоже хотелось переночевать в доме, а не под открытым небом. Усталость пересилила тревогу, и северянка опустилась рядом с Гизелой на лежанку.
Она уснула мгновенно, даже не успев насладиться уютом. Ее сон был глубоким, как обморок, но в какой-то момент тревога вторглась в ее сновидения – вначале почти незаметно, потом все настойчивее и настойчивее. Беспокойство разогнало тьму, и Руна проснулась.
Когда она открыла глаза, вокруг было светло как днем. Ее тело еще не проснулось до конца, но разум уже бодрствовал, и северянка сразу поняла, что свет льется не из окна.
Под потолком клубился густой дым. Стены дома были объяты пламенем. На хуторе, где они нашли приют, бушевал пожар.
Вскочив, Руна тряхнула Гизелу за плечо. Принцесса сонно оглянулась, закашлялась, отгоняя дым, а потом, осознав, что творится вокруг, завопила.
Тем временем огонь перекинулся со стен на крышу, но древесина была влажной от затяжных дождей, поэтому на потолке играли не ярко-красные, а голубоватые языки пламени. Зато дыма в комнате стало больше. Если они не выберутся на улицу, то задохнутся и сгорят.
Руна предполагала, что дверь заперта. Этот пожар разгорелся не случайно. Нет, кто-то намеренно поджег этот дом, и крестьянка об этом знала. Потому-то Руне и было так беспокойно все время.
Девушка застыла на месте, оцепенев от ужаса. Дышать становилось все труднее. Вопль Гизелы оборвался, когда с потолка упал горящий обломок крыши.
И вдруг Руна заметила тень. Посреди комнаты неподвижно стояла хозяйка хутора. Ее волосы растрепались, лицо казалось мертвенно-бледным. Сейчас она была похожа на призрака.
– Мне так жаль… – Повернувшись, женщина бросилась к двери.
В комнату ворвался свежий воздух, и пожар разгорелся с новой силой. Огонь перекинулся на стол, и сухое дерево мгновенно вспыхнуло.
Взгляд Руны остекленел. Она понимала, что нужно что-то делать: гасить пожар, вытаскивать из дома Гизелу. Но она не могла пошевелиться. Сейчас Руна думала только о крестьянке. О крестьянке, чьего имени она даже не знала. О крестьянке, которая предала их. Это предательство совершилось еще до того, как девушки пришли на хутор. Кто-то приказал этой женщине принять девушек на ночлег, усыпить их бдительность… И крестьянка выполнила приказ, ибо была напугана. И в этот момент страх вспыхнул в Руне, страх перед огнем, перед смертью. Ее ужас был столь силен, что северянка позабыла о Гизеле. Она бросилась к выходу, распахнула дверь… и застыла на пороге. Хотя Руна была готова ко всему, такого она не ожидала: дом окружили солдаты. Сбежать было невозможно. Мало того, среди незнакомых воинов Руна увидела двух своих злейших врагов – и они были вместе. Таурин и Тир.
Отпрянув, девушка захлопнула дверь.
И в этот момент стол с оглушительным грохотом обрушился на пол. Пламя взвилось еще выше, с крыши падало все больше горящего торфа. Вонь стала невыносимой. Едкий серый дым наполнил каждый уголок комнаты. Даже волчья шкура, которой Руна закрывала рот и нос, уже не помогала – девушке не хватало воздуха. Она лихорадочно пыталась найти выход из сложившейся ситуации. «Мы задохнемся, – подумала северянка. – Или сгорим заживо». Но не могло быть ничего хуже, чем попасть в лапы к Тиру или Таурину.
– Руна! Руна! – Рядом с ней, словно ниоткуда, возникла Гизела.
Принцесса, отчаянно пытаясь защитить лицо от жара и вони, с трудом продвигалась к двери.
– Нет! – Руна потянула ее назад.
Обычно Гизела повиновалась любым ее приказам, но на чтот раз принцесса с неожиданной силой воспротивилась. Пинаясь, она изо всех сил старалась освободить из пальцев Руны свое запястье. Северянка охнула – Гизела пребольно ударила ее по голени. Но все ее сопротивление угасло, как только принцесса услышала два имени: Тир и Таурин.
– Что?!
– Они там, снаружи. – Руна закашлялась.
И вдруг паника сменилась гневом. Северянка рванулась к пылающему столу, схватила тлеющую ножку, не обращая внимания на ожоги.
– Что ты делаешь?! – заорала Гизела, пытаясь перекричать гул пламени.
Но Руна не ответила ей. Они попали в расставленную врагами ловушку, и тут северянка ничего не могла изменить. Но она им так просто не дастся! Ненависть превозмогла страх.
Распахнув дверь, Руна вышвырнула горящие обломки стола наружу. Послышался чей-то крик – северянка не промахнулась. Будто обезумев, Руна швыряла один горящий обломок за другим, а пламя поднималось все выше, и клубы дыма становились все гуще.
Но ее триумфу не суждено было длиться долго. Словно издалека северянка услышала злорадный хохот Тира, и тогда она поняла: этой ночью она умрет.
Таурин долго сомневался, стоит ли ему следовать совету Тира, и теперь, когда пленник зашелся диким хохотом, эти сомнения лишь усилились. Пожар, ветер, языки пламени – от всего этого Таурину становилось не по себе. Дым разъедал ему горло.
Франк отвернулся от горящего дома. В последние дни ему часто приходилось отворачиваться, чтобы не смотреть на обезображенное лицо Тира. А пленник не умолкал – то нес какую-то чушь, будто малое дитя, и насмехался над Таурином, то переходил на заговорщический шепот: «Я знаю Руну… я выслежу ее для тебя… я знаю, как загнать ее в ловушку…» Тир повторял эти слова вновь и вновь.
И северянин не солгал. Он действительно нашел двух беглянок и устроил все так, что девушки попали в безвыходное положение. И все же это еще не означало, что безумцу можно доверять. Конечно, Таурин и не доверял ему, но каким-то чудом Тиру удалось заморочить ему голову: франк сделался безвольным и раздражительным, в нем росло желание позволить чужаку не только говорить, но и принимать решения. К тому же Таурина преследовали воспоминания. Днем они были прекрасны – сны наяву, ярче самой яви, мечты, в которых можно было скрыться от мира. Таурин думал о своей возлюбленной… вызывал в памяти милые черты, наслаждался ее красотой.
Но теперь, когда над землей воцарилась ночь и впереди бушевал пожар, воспоминания напали на франка, словно дикие звери, готовые когтить его душу. В таких воспоминаниях нельзя было укрыться от яви, в них не было и следа красоты. Напротив, они призывали все ужасы мира. И Таурин никак не мог их отогнать.
Дым… так много дыма… Дым дерет горло. Это с ним уже было. Тогда он тоже наглотался дыма. Зигфрид решил пожертвовать парой драккаров, поджег их и пустил по воде к мосту, надеясь, что он загорится. Но каменные волнорезы задержали корабли…
Шум прошлого, казалось, заглушал звуки настоящего. Пылающий корабль распался на части на глазах у Таурина, а вот дом, объятый пламенем, еще стоял. Пожар жадно, но почти в полной тишине пожирал крышу. И только хохот Тира отвлек франка от воспоминаний. Солдаты тоже рассмеялись.
