Так и было сделано. Затрубили к бою, подняли знамена, и обе стороны стали готовиться к битве. Полки сошлись, и начался самый жестокий бой, и вскоре пало много людей. Норманны предприняли сильный натиск и напали в открытый щит. Они прорвали строй противника и обратили его в бегство, убив так много людей, что было бы долго перечислять их имена. И бросилось войско бежать, так что не было сопротивления, и те, кто спасся, бежали в леса и так остались в живых. Говорили, что Святополк погиб в той битве.
Ярицлейв конунг вознаградил норманнов и сказал, что более не нуждается в их услугах, так как Святополк мертв и наступил мир. Эймунд спросил конунга: «Его, верно, похоронили с пышностью, но где его могила?» Ярицлейв ответил, что не знает. На это Эймунд сказал: «Подобает, господин, вашему высокому достоинству знать о вашем брате, таком же знатном, как вы, – где он положен. Но я подозреваю, что ваши воины неверно сказали, и нет еще верных вестей об этом деле». Так и вышло. Слухи о смерти Святополка оказались ложными. Он вернулся, и усобица вспыхнула с новой силой. Тогда я пришел к Хромцу и сказал: «Мы, норманны, знаем толк в военных хитростях. Как же быть, господин, если мы доберемся до твоего брата – убить его или нет?» Конунг дал уклончивый ответ: «Не стану я ни побуждать людей к бою с братом, ни винить их, если его убьют». Тогда мы решили действовать по своему усмотрению. Я получил весть от соглядаев, которых имел среди людей конунга, что он со своим войском придет на реку Альту. Я сейчас же взял двенадцать человек, среди которых были мой родич Рагнар, Гарда-Кетиль, Аскель, двое Тордов и исландец Бьерн. Мы оседлали коней и выехали, снарядившись купцами.
Никто не знал, что значит эта поездка и какую они задумали хитрость. Эймунд со своими людьми доехал до Альты и увидел лес, в котором была просека и рос большой дуб. Лучшего места для стоянки нельзя было найти. Они обошли вокруг дуба, обдумывая, где лучшее место для шатра конунга. Тогда сказал Эймунд: «Мне кажется, здесь конунг поставит свой стан. Мне говорили, что он всегда становится поближе к лесу, чтобы легче скрыться, если понадобится». Они спрятались в лесу и ближе к ночи услышали шум и увидели большое войско, впереди которого несли знамя. Войско повернуло к просеке и разбило стан там, где было лучше, как догадался Эймунд. Ближе к лесу поставили шатер конунга, роскошный и хорошо устроенный, с высоким шестом сверху, а на нем – позолоченный шар. Они видели из лесу все, что делалось в стане врага, и держались тихо. В шатрах зажглись огни, и они поняли, что там готовят пищу. Потом конунг и его приближенные долго пировали и пили много хмельного. Наконец, глубокой ночью все заснули, и лагерь погрузился в тишину.
Эймунд разделил своих людей. Шесть человек он оставил в лесу, чтобы они стерегли коней и были готовы, если скоро понадобится выступить, а шесть человек пошли с ним. Эймунд, Рагнар и исландец Бьерн подкрались к шатру. Они завязали петлю на веревке, надели ее на древко копья, подняли до верхушки шатра и накинули на позолоченный шар. Другой конец веревки они привязали к согнутым ветвям дерева. Все было сделано тихо. Эймунд подошел поближе к шатру и дернул за веревку. Она дрогнула – это был условный знак. Исландец Бьёрн тотчас же отпустил согнутые ветви. Они выпрямились, сорвали шатер конунга и закинули его в лес.
– Я хорошо заприметил место, где лег спать конунг, – рассказывал Эймунд. – Бросившись к этому месту, я одним ударом меча перерубил шею конунга. Поднялся шум. Все бегали и кричали, не понимая, что происходит. Но прежде чем они зажгли огни, мы исчезли, прихватив с собой голову конунга. Отрубленную голову я преподнес Ярицлейву. Конунг густо покраснел и поспешно сказал: «Господь свидетель, я не приказывал убивать брата! Вы совершили это по своей воле». Потом он спросил: «Видел вас, варягов, кто-либо из людей брата?» Я ответил, что мы прокрались в стан конунга глубокой ночью и улизнули незамеченными, когда поднялся шум. «Думаю, они соберут тинг и будут подозревать друг друга, потому что никто не видел нас. Потом они разойдутся в несогласии, и ни один не станет верить другому и не пойдет с ним вместе». – «Хорошо, если так, – с облегчением сказал конунг. – Не говорите никому об этом деле. Я же дам каждому из твоих людей по эйриру золотом, но только в том случае, если они будут держать язык за зубами».
– Таким образом Хромец добыл престол и стал повелителем Гардарики. Он по-прежнему скуп и жалуется, что для него большое разорение платить нам в мирное время. Между тем мои люди немало потеряли: иные ноги или руки, или какие-нибудь члены, или у них попорчено боевое оружие; многое мы потратили. Я решил, что нам лучше уйти от Хромца во владения более щедрого конунга и там поискать себе чести. У Ярицлейва есть брат Мстислав, доблестный воин, ходивший войной на Хромца. Он признал Ярицлейва старшим конунгом, но правит по своей воле, почти не спрашивая брата. Они поделили земли: Хромец собирает дань по одной стороне Днепра, его брат – с другой. Ярицлейв опасается его доблести и поэтому предпочитает жить подальше от него – в Хольмгарде, а не в Кэнугарде, где жил его отец. Есть еще конунг Вартилав, коего словены именуют Брячиславом. Он правит в Палтескью, или Полоцке. Он приходится племянником Ярицлейву и также воевал с ним. Сейчас они замирились, хотя согласие между ними непрочно. Вартилав зовет на службу мою дружину. Харальд, если хочешь, поедем со мной. От скупого Хромца ты не получишь награды, достойной знатного мужа из рода Инглингов!
Харальд поблагодарил Эймунда за почетное приглашение и сказал:
– Твои речи звучат для меня удивительно. Я думал, что Ярицлейв конунг жесток к золоту и не жалеет его для своих дружинников. Из твоих слов следует обратное. Но все же я останусь в Хольмгарде, а если здешние порядки придутся мне не по нраву, присоединюсь к твоим людям.
– Мы будем рады видеть Инглинга в своих рядах, – заверил его Эймунд.
Эймунд, сын Хринга, был в большой обиде на Ярицлейва Мудрого и вскоре уехал от него со своими людьми и поступил на службу к Вартилаву, которого также именовали Брячиславом. Он доблестно служил этому конунгу и не дожил до старости. Эймунд умер без наследников, и умер от болезни, и это была большая потеря для всего народа, потому что не бывало в Гардарике иноземца более мудрого. И это все о нем.
Глава 19
Ингигерд, супруга конунга
На следующий день Харальд и Рёнгвальд отправились к супруге конунга Ингигерд. Она была дочерью конунга свеев Олава Скотконунга. Сначала за нее сватался Олав Толстый. Будучи наслышана о доблести норвежца, она благосклонно отнеслась к сватовству. Но Олав Скотконунг и слышать не хотел о таком зяте, потому что считал Норвегию своей вотчиной, захваченной Олавом Толстым. При дворе шведского конунга норвежского соседа звали не иначе, как «этот толстый человек», и отец Ингигерд приходил в ярость, если кто-нибудь называл норвежца конунгом. Олав Скотконунг явился на всесвейский тинг в Упсале и объявил, что хочет идти войной на Норвегию и предать эту страну огню и мечу. Его слова пришлись не по сердцу бондам, терпевшим убытки от вражды с соседями. Лагман Торгнюр поднялся со своего места и произнес речь: «Мы, бонды, требуем, чтобы ты заключил мир с Олавом Толстым, конунгом Норвегии, и отдал ему в жены свою дочь. А если ты не пожелаешь сделать то, что мы требуем, мы восстанем и убьем тебя. Так раньше поступали наши предки: они топили неугодных конунгов в трясине на Мулатинге». Тут бонды, собравшиеся на тинг, стали бряцать оружием и угрожать конунгу. Олав Скотконунг испугался и дал торжественную клятву заключить мир с норвежцами.
