Самой широкой городской улицей была улица Славная на Торговой стороне. К ней примыкало множество других улиц, выходивших на Волхов. Продолжением Славной улицы являлся Пробойный, или Сурожский, ряд, пересекавший Торг. Говорили, что на Торгу две тысячи лавок, а Харальду казалось, что их гораздо больше. Теперь он с ухмылкой вспоминал ярмарку в Упсале, когда-то казавшуюся ему многолюдной. С разноязыкой новгородской толпой ничто не могло сравниться. Тысячи людей бродили по Торгу. От Пробойного ряда расходилась паутина рядов, и в каждом торговали каким-либо одним видом товара – сукном, мехами, кузнечными изделиями, деревянными бочонками и братинами. Здесь можно было найти товар на любой вкус и мошну: от парчи до связок лыка для плетения лаптей, от греческих амфор до деревянных ложек, от громоздких телег до костяной иглы. В отдельном ряду продавали скот, в другом ряду на прилавках лежали груды рыбы, выловленной в Ильмень-озере или привезенной издалека. На сотнях очагов, обложенных камнями, варили и жарили пищу. Изголодавшиеся покупатели и продавцы поглощали пареную репу, ели кашу из глиняных мисок, запивали медом и брагой. По торговым рядам бегали дети, предлагавшие освежиться чистой родниковой водой в берестяных туесках.
Харальд часами гулял по Торгу, глазея на различные диковинки. На одном углу задорно отплясывали скоморохи, на другом – водили на цепи медведя, который кланялся и выпрашивал еду. Харальд останавливался послушать гусельщиков, певших старины. На Торгу, как и следовало ожидать, пользовались успехом старины об удачливых купцах – гостях по-славянски.
Ему перевели старину о Садко, который был гусельщиком и ходил по честным пирам потешать купцов да бояр. Перестали звать Садко на пиры. День прошел – не зовут, два дня – не кличут, третий день не приглашают на почетен пир. Пошел Садко ко Ильмень да ко озеру, сел на синь горюч-камень. Ай как начал играть во гусли во яровчаты с утра до вечера! А волна уж как в озере сходилася, а вода ли с песком да смутилася! Вышел из Ильмень-озера водяной царь и говорит таковы слова: «Благодарим-ка, Садке да новгородский! А спотешил нас топерь да ты во озере! А у меня было да как во озере столованье да почестен пир!» Научил водяной царь Садко, как добыть великое богатство.
Гусельщик ударил по звонким струнам и запел с особенным чувством: «Получил шесть лавочек с дорогим он товаром! Ай записался Садко в купцы да в новгородские! Ай как стал ездить торговать да по всем местам, по прочим городам да он по дальним! Ай как стал получать барыши да он великие!» Отойдя от гусельщика, Харальд вспоминал слова старины. Разбогатевший Садко хотел скупить все товары новгородские, но назавтра же торговые ряды вновь заполнились грудами товаров, привезенных со всего света: «А со всего света товары мне не выкупити! Пусть же буду не я богат, Садко, гость торговый, а богаче меня Господин Великий Новгород!»
Харальд был готов согласиться с тем, что нет на свете сокровищ, на которые можно было бы скупить все товары новгородские. Бойкие торговцы старались завлечь покупателей. Сразу двое или трое хватали Харальда за рукав и уговаривали, а иной раз и просто затаскивали в лавки. Если же юный викинг упирался и не хотел заходить в лавку, ему выносили товар на улицу, просили потрогать, пощупать, накидывали ткани или меха на плечи. Он жестом показывал, что у него нет денег, но это нисколько не смущало купцов. В ответ они на пальцах показывали, что сейчас платить не надо, только возьми, а отдашь потом. Особенно приставучим был юркий купчишка, успевший обернуть вокруг Харальда отрез фофудьи – драгоценной восточной ткани. Он заламывал руки и призывал весь Пробойный ряд в свидетели, как к лицу варягу фофудья. Харальд дрогнул, ибо такого одеяния он не видал даже на епископе во время пасхальной службы. Заметив колебания юного викинга, торговец зацокал горячо и непонятно:
– Ать купишь, исты буде на тоби девять кун седьмой гривны, а намъ пять кун да двои резаны. Даждьбох послух – ни векши сверху не прибавил.
Исландец Халльдор, равнодушно взиравший на новгородские лавки, оттер могучим плечом купчишку с фофудьей и сказал только одно слово:
– Хрольв!
Харальд опомнился. Хрольв Гардский строго-настрого предупредил не набирать товаров в долг. По его словам, не столь страшна была «иста», то есть сам долг, сколь «намъ» или лихва с одолженных денег. Харальд уже усвоил местный денежный счет. Гривна составляла полмарки серебром, а в гривне считалось двадцать пять кун, или куньих шкур. Одна куна шла за две с половиной ногаты, то есть лапки с когтями. Еще были резаны – узкие отрезки шкурки, а самой мелкой единицей считалась векша. Разумеется, шкурки не резали, ногаты и резаны употреблялись для счета. Расплачиваться можно было серебром и мехами, а порой и собственной шкурой. Хрольв предупреждал:
– Здешние купцы злые лихоимцы! Только поддайся им и увидишь, как лихва в несколько раз перекроет долг. Продадут за долги все имущество, а то и обратят в рабство. Холопство называется по-ихнему.
– Я из рода Инглингов! Кто посмеет сделать меня рабом?
– Здесь народ своевольный. Сам конунг Ярицлейв не может совладать с дерзкими новгородцами. Спроси Рёнгвальда, он в прошлый раз накупил красивого платья в долг.
– Да уж было дело! – смущенно признался Рёнгвальд. – Прошла одна зима, а к весне я оказался должен столько, сколько не смогли бы выплатить шесть поколений оркнейских ярлов. Счастье, что Олав Толстый собрался в путь, и я уехал с конунгом, ничего не заплатив.
– Ингигерд заплатила твой долг, – сказал Хрольв. – Иначе купцы схватили бы тебя, едва бы ты поставил ногу в ладью.
Харальд видел, как вершится суд по торговым делам. На видном месте стоял огромный навес, подпираемый толстыми столбами. Две сотни человек могли бы разместиться под навесом. Несколько крепких молодых мужчин привели к навесу бонда со связанными руками. Потом появилось несколько знатных людей, окружавших мужа с властным взором. Харальду шепнули, что это сам тысяцкий, который будет разбирать тяжбу между связанным смердом и богатым гостем. Разбирательство не заняло много времени. Судя по довольной улыбке гостя в богатом платье и глухим рыданьям смерда, оно закончилось в пользу богача.
У нас в Исландии, когда у человека есть тяжба, то он выносит ее на тинг. Если он не знаток законов и не умеет произносить убедительные речи, то он привлекает опытного мужа и обещает заплатить ему соответствующее вознаграждение в случае благоприятного исхода дела. Если же он уверен в своих силах и правоте, то он сам выступает перед судьями. Судей много, их выбирают из людей, выдающихся по своим качествам и рассудительности. Они сидят, отгороженные от других людей канатом, чтобы никто не смел дотронуться до них. Но даже на тинге тяжбы далеко не всегда решают справедливо, и многое зависит от того, сколько вооруженных людей приведет с собой тот или иной участник тяжбы. Что касается Гардарики, то там судят немногие знатные люди, и по этой причине дела часто решаются в пользу тех, кто сделает судье хороший подарок.
Харальд убедился, что улыбчивые новгородские купцы не знают снисхождения, когда речь заходит о деньгах. Однажды он пошел на Торг вместе с Хрольвом и задержался у лавки, торгующей стеклянными украшениями. Перед входом висели разноцветные бусы с глазками. Хозяин лавки разговаривал с женщиной, стоявшей у дверей. Он говорил с ней грубо, но стоило появиться покупателю, как его голос стал вкрадчивым и угодливым. Он тотчас же бросился к Харальду, стал показывать ему бусы и на все лады расхваливать товар. Женщина, с которой он разговаривал прежде, обратилась к купцу с упреком:
