— Алхимики учат, что рудные жилы в земле суть ветви огромного древа, ствол которого расположен в центре земли, и металлы поднимаются по ним, словно сок, — сказал Стерлинг. Отблески огня лежали на его задумчивом лице.
Даниель так устал, что сперва не понял аналогии; а может быть, недооценил брата. Ему подумалось, что тот просит подсказки, где искать золотые жилы. Только в карете Стерлинга по пути к Чаринг-Кросс он понял, что хотел сказать брат: рост денег и коммерции с позиций натурфилософии подобен разрастанию огромного подземного древа. Его можно подозревать, ощущать, иногда использовать практически, но никогда — постичь до конца.
* * *
Таверна «Голова короля» была темна, но не закрыта. Войдя, Даниель увидел там и тут — на стенах и на столах — островки зеленоватого света и услышал, как знатные люди говорят приглушёнными голосами и время от времени взрываются озорным смехом. Но вот свечение померкло, и служанки горящими лучинами зажгли лампы. Теперь Даниель увидел Пеписа, Уилкинса и Комстока, а также герцога Ганфлитского, сэра Кристофера Рена, сэра Уинстона Черчилля и — за лучшим столом — графа Апнорского, одетого во что-то вроде трёхмерного персидского ковра, отороченного мехом и осыпанного бусинками цветного стекла; а может, это были драгоценные камни.
Апнор рассказывал про фосфор трём сухопарым дамам, обклеенным чёрными мушками:
— Адептам алхимии известно, что каждый металл создают лучи определённой планеты, проникающие в глубь Земли. Так, Солнце рождает золото, Луна — серебро, Меркурий — ртуть, Венера — медь, Марс — железо, Юпитер — олово и Сатурн — свинец. Открытая господином Роотом новая элементарная субстанция заставляет предположить, что есть неизвестная науке планета — возможно, зелёного цвета, — за орбитой Сатурна.
Даниель двинулся в сторону стола, за которым говорили, отрешённо глядя в пустоту, Черчилль и Рен.
— Он смотрит на восток и расположен довольно далеко на севере, ведь так? Быть может, король захочет назвать его Новым Эдинбургом?
— Да, чтобы пресвитериане возгордились! — колко произнёс Черчилль.
— Он не так далеко на севере, — подал голос Пепис из-за соседнего стола. — Бостон лежит севернее на полтора градуса широты.
— Мы не ошибемся, посоветовав ему назвать его в свою честь…
— Чарльстон? Это название уже использовано — опять-таки в Бостоне.
— Тогда в честь его брата? Однако Джемстаун уже есть в Виргинии.
— О чём речь? — спросил Даниель.
— О Новом Амстердаме. Наш монарх получил его в обмен на Суринам, — сказал Черчилль.
— Говорите, сэр, — ещё могут быть бродяги в Дорсете, которые вас не слышали! — захохотал Пепис.
— Король просил Королевское общество подыскать название для города, — очень тихо продолжал Черчилль.
— М-м-м… его брат ведь вроде как завоевал это место? — спросил Даниель. Он знал ответ, но не мог указывать таким людям.
— Да, — многозначительно произнёс Пепис. — Это была часть атлантической кампании Йорка — перво-наперво он отбил у голландцев несколько гвинейских портов, богатых золотом и рабами, а затем с попутным пассатом отплыл к следующей добыче — Новому Амстердаму.
Даниель отвесил ему лёгкий поклон и продолжил:
— Если нельзя использовать имя «Джеймс», быть может, воспользоваться титулом? В конце концов, Йорк — город на севере нашего восточного побережья, но не так далеко к северу…
— Уже думали, — мрачно отвечал Пепис. — Есть Йорктаун в Виргинии.
— А может, Нью-Йорк? — предложил Даниель.
— Умно… однако слишком очевидное производное от «Новый Амстердам», — заметил Черчилль.
— Если мы назовём его Нью-Йорк, то получится, что в честь города Йорка, а нам надо в честь герцога Йоркского, — ехидно возразил Пепис.
Даниель сказал:
— Вы, разумеется, правы…
— Да полно вам! — Уилкинс хлопнул ладонью по столу, разбрызгивая пиво и фосфор во все стороны. — Не педантствуйте, мистер Пепис. Все поймут, что это означает.
— По крайней мере все, кто достаточно умён, — вставил Рен.
— Э… ясно… вы предлагаете более тонкий подход, — пробормотал сэр Уинстон Черчилль.
— Давайте занесём его в список, — предложил Уилкинс. — Чем больше мы придумаем названий с «Джеймс» и «Йорк», тем лучше.
Сэр Уинстон Черчилль одобрительно хмыкнул — а может, он просто прочищал горло или подзывал служанку.
— Как вам будет угодно… моё дело маленькое, — сказал Даниель. — Я так понимаю, что демонстрация господина Роота была принята благосклонно?
По какой-то причине все разом покосились на графа Апнорского.
— Она шла успешно, — отвечал Пепис, придвигаясь к Даниелю, — пока мистер Роот не пригрозил отшлёпать графа. Не смотрите на него, не смотрите на него.
Продолжая спокойно говорить, Пепис взял Даниеля под руку и развернул от Апнора. Очень некстати, потому что Даниель только что различил слова «Исаак Ньютон» и намеревался подслушать.
Пепис провел Даниеля мимо Уилкинса, который в этот момент добродушно шлёпал по задику служанку. Трактирщик позвонил в колокольчик, и все задули свет; теперь в таверне светился лишь обретший новую силу фосфор. Все сказали «Ух ты!», и Пепис вытащил Даниеля на улицу.
— Вы знаете, что господин Роот получает фосфор из мочи?
— Ходят такие слухи, — отвечал Даниель. — Мистер Ньютон разбирается в алхимии лучше меня: он сказал, что Енох Красный пытался по старинному рецепту получить из урины философскую ртуть и случайно наткнулся на фосфор.
— Да, и рассказывает целую историю о том, как нашёл рецепт в Вавилонии. — Пепис закатил глаза. — Придворные слушали как зачарованные. Так или иначе, для сегодняшней демонстрации он собрал мочу из Уайт-холла и выпаривал её бесконечно на барже посреди Темзы. Не стану мучить вас подробностями, довольно сказать, что, когда он закончил и зрители перестали хлопать, все придворные как один начали сравнивать лучезарность короля с лучезарностью фосфора…
— Полагаю, это было обязательно…
Уилкинс, грохнув дверью, вышел из таверны, по-видимому, с единственной целью: посмотреть, как Даниелю будут пересказывать эту историю.
— Граф Апнорский высказался в том духе, что причиной всему некая особая субстанция — королевский гумор, — пронизывающая тело монарха и выделяемая с мочой. Когда все придворные согласились и отвосхищались философскими познаниями графа, Енох Красный сказал: «По правде говоря, большая часть мочи принадлежала королевским гвардейцам и лошадям».
— Тут граф вскочил! Рука его потянулась к шпаге — разумеется, чтобы защитить честь короля, — вставил Уилкинс.
— А что его величество? — спросил Даниель.
Уилкинс изобразил руками весы и покачал ими вверх-вниз.
