– Там всюду сырость. – Я старалась возражать максимально логически. – И предместье – не место для хранения огневого запаса. Русские могут сделать набег.
– Да они теперь, наверное, пятки смазали до Урала, – махнул рукой солдат, но все же отпер дверь и отвалил ее в сторону, скребя по разбитому камню: – Пожалуйста, смотрите. За смотр денег не берут. Но без бумаги за подписью полковника или самого императора не дам внести сюда ни ящика. Видите, – зашел он следом за мной в полумрак арсенала, – все почти до предела заставлено нашим запасом.
– А где русский запас? – покрутила я головой.
– Ха! Это сплетня, что русские все побросали. То ли не было тут ничего, то ли успели уволочь. Да и ладно, у нас своего полно! – Он по-хозяйски шлепнул ладонью по верхнему ящику.
Я только глазами хлопала. Ах, дедуня Исидор! Собирает что попало!
– Дружище, дай хоть померяю по месту, сколько может нашего сюда поместиться? – Я достала тесемочку-аршин. И, видно, размотала ее так заправски, что часовой аж зевнул, достал курительную трубку и отправился на воздух…
Из дневника Жана Бекле
Проверив еще раз количество пройденных ступеней, я начал отсчет тонких кирпичиков-плинф вдоль стены от проема бойницы…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
Я отсчитывала шаги от поворота, попутно прикладывая к стенке свой аршин. Плевать было и на шаги, и на аршин: главное – описанная Исидором угловая ниша, где заложен фитиль, тайно протянутый к ящику…
Мельком сообразила: значит, наши все-таки успели все вывезти, потому и не взорвали склад! Зря ругался Исидор. Пожалели старинную башню!.. Но здесь лежит теперь не меньше – а, поди, много более! – французского добра. Вернее, зла. Лютого зла – современного и беспощадного: кремневые ружья, усовершенствованные пушки, зажигательные бомбы, смертоносные гранаты. Все то, что помогает корсиканцу во главе Европы подчинить мою Россию, побивать сотнями наших русских защитников – дворян и простых ополченцев, офицеров и солдат…
Право, вспоминаю теперь, что не было секунды, когда бы не хотелось броситься куда глаза глядят от этих ленивых (но до поры, до поры!) часовых, от темного нагромождения смерти в ящиках, от всей этой жуткой новизны безумия и риска! – умчаться без оглядки в смиренную и безопасную келью, где можно до утра молиться за Россию, за ее героев – и живых, и погибших. За Коленьку…
Но я понимала, что если сбегу, то искренно, всем сердцем молиться уже не смогу, а значит – и Бог не услышит.
Всем ли сердцем я с ними, с Колей и с Россией, выяснялось именно сейчас.
И сквозь ужас как будто с закрытыми глазами летела, летела… И тряслась, и трусила, но не могла теперь остановить свое движение.
Из дневника Жана Бекле
Нужная плинфа была заменена явно неродным стене, более красным и шершавым, чем надо, кирпичиком.
Я с трудом, но все же быстро выломал его своим кинжалом. Дальше стояла старинная плинфа.
Я начал пробовать ее лезвием по краю… Ни малейшей щелки! Итальянские кирпичики в древнем растворе лежали, как влитые! В сердцах я ударил рукояткой ножа в центр плинфы. И тут…
В стенной глубине что-то случилось! Я услышал короткий механический шорох, и… плинфа, как живая, выдвинулась на два ногтя мне навстречу, точно издавна ждала! Я очумело смотрел на нее несколько секунд, потом вскинул руки и с двух сторон, двумя лезвиями – кинжала и ножа – вытянул кирпичик далее и уже после рукой вынул совсем…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
Вот он – запал!.. Обмазанный смолой жгутище (я сразу вымазала руку). Он уходит дальше в темноту, за поворот. Все правильно!
Проверять приводит ли он к пороху – нет времени. Часовые уже беспокоятся – советуются, правильно ли поступили, дозволив мне промерить арсенал? Не доложить ли командиру?
Не выдать бы им раньше времени тайник!..
Из дневника Жана Бекле
Я вытянул на свет увесистую серебристую (явно серебряную) трубку – какие со времен Египта отливают для важных бумаг. Хотел назвать «футляр», но так назвать сию древнюю вещицу с цветочно-звериным узором – ни язык, ни перо не поворачиваются.
С усилием свернул крышку. Из серебряной трубки застенчиво выглядывал краешек пергаментного свитка…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
Слышу мерный шаг по ступенькам крыльца – один часовой начал ко мне подниматься. Все! Не успела!
Но вот второй его окликнул и начал что-то тихонько говорить. Тут я как сумасшедшая выхватила кремень и – о чудо! – обычно во всех играх с соседскими мальчишками такая неумеха, с одного удара высекла огонь!
Поджечь просмоленный жгут – было делом еще одной секунды. Лишь бы он шел куда надо, и не было обрыва на другом конце! Ведь я так и не видала порохового заряда. Вдруг его давно нашли французы?..
В следующую секунду часовой уже входил под тесный свод арсенала. А я бежала вон. Хватило же ума в последний миг замедлить шаг. А то бы меня попросту схватили за рукав.
– Герр лейтенант, – не в пример суровее, чем раньше, сказал капрал. – Никак не можем более вам предлагать свое гостеприимство. Пойдемте к командиру.
– Уже излишне, – как можно беззаботнее взмахнула я тесемочкой. – Здесь не поместится и малой доли нашего добра. Мне это помещение неинтересно!
Сходя с кирпичного крыльца, я деловито покручивала головой, словно взыскуя в округе новых подходящих зданий, и затылком чувствовала взгляды капрала и его солдата… Только не оборачиваться! Еще десять шагов и – поворот! Сказав себе это со всею решительностью… я вдруг побежала. Сзади тут же взмыли крики часовых…
Но в тот же миг ахнул такой гром небесный – словно июльская гроза клубилась точно над моею головой!.. Мимо угла домика, за который я успела повернуть, с визгом пронеслись обломки бревен, кирпичей, колес, веток… Не поручусь, но мне даже показалось, что в числе прочего свистели и ядра.
Из дневника Жана Бекле
…В этот миг мне показалось, что я опять в шеренгах при Бородине. Столь изрядная взрывная волна жахнула по моей башне, что четырехсотлетняя кладка дрогнула. Откуда-то сверху посыпался песок…
Невольно пригнувшись, я оступился, и бесценная трубка выскочила у меня из рук. Я поймал ее у самого пола, сунул за пазуху и запрыгал через три ступеньки вниз, на улицу – понять, что там стряслось?!..
Ноздри щекотал отвратительный букет из запахов сгоревшего пороха, селитры и кирпичной пыли… По улице туда-сюда сновали солдаты. Я некоторое время пытался отловить кого-нибудь за рукав, наконец, отчаявшись, гаркнул:
– Что это было?!.. Что?!
