Отец, увидев, что я очнулся, сразу наплескал в кружку из этой бутыли. Протянул мне.
– Давай, прими. Будет легче.
Другой рукой он потрепал меня за грязные вихры.
Я, хоть и не хотел похмеляться, сделал глоток – и сразу схватил ломоть хлеба, протянутый отцом. Сильно втянул носом свежий запах ржаного мякиша, и лишь потом откусил.
– Ты давно приехал, папа?
– Я почти нагнал вас еще под Смоленском, – отец уселся снова на место.
Полковник же, напротив, поднялся и, чему-то усмехаясь, стал прогуливаться по избе.
– Господин Пикар, не пойти ли вам вон? – задал я резонный вопрос. – Здесь семейный разговор.
– И это благодарность за спасение от местных бандитов? – принужденно засмеялся он в ответ.
– Вы имеете в виду партизан?
– Они же, насколько я знаю, собирались расстрелять вас? А эти… – Пикар поднял с пола пустую бутылку, – …особенности национального расстрела только несколько отсрочили казнь?
– Где они? – спросил я понятно о ком.
– Благодаря активности вашей любимой шпионки, – поделился информацией Пикар, – большинство скрылось. Но главарь банды Андрей Иконников и еще четверо сообщников – как раз те, что пировали с вами здесь, заперты в амбаре. Ваша лже-монашка – тоже. Уж теперь ей не удастся доказать, что она не шпионка!
Я сразу устал, хотя только начал слушать этого вампира.
– Послушайте, господин Пикар, – сказал я, – в Париже есть хорошие врачи, которые лечат сумасшедших. Как же они вас выпустили?.. Отец, я не советовал бы тебе возобновлять столь сомнительное знакомство. Кстати, этот господин, помимо всего прочего, упер второй свиток из тайника в нашей башне.
Я сказал это на всякий случай. Наверняка всё, в том или ином виде, уже было известно отцу. Если бы Пикар собирался все скрыть от Бекле-старшего, едва ли усадил бы нас за один стол.
Но отец был явно настроен примирительно:
– Не спер, Жан, а присвоил по праву воина, за которым осталось поле сражения.
– А! Господин Пикар, стало быть, – доблестный рыцарь?! Кажется, отец, ты всегда выступал противником феодальных нравов?
– Да, но и демократия не противоречит праву сильного, – развел руками папа.
– Как же вы спелись! – не веря своим ушам, я переводил взгляд с него на Пикара и обратно.
Отец принялся объяснять мне, как учитель на скучном уроке – нарочито-терпеливо и благожелательно.
– Сынок, как говорит Ларошфуко, наша необходимость существует, подведены к ней моральные устои или нет. Если мы хотим оставить в тайне нашу находку, с месье Пикаром надо поделиться. Отчасти это и лучше, ибо полковник Пикар обеспечит надежную доставку найденных сокровищ во Францию. С помощью своего ведомства.
Я вдруг понял, что два эти старых черта уже обо всем сговорились, и теперь бессмысленно взывать к рассудку батюшки либо, напротив, к благородству!..
Еще покочевряжившись для вида, я придал лицу унылое выражение смирившегося с вторжением французских пушек бедуина. Но сильно хотелось напоследок досадить Пикару. Я глубоко вздохнул и покачал головой:
– Что ж, жизнь диктует нам свои суровые законы. Только, на мой взгляд, половины для этого пройдохи многовато. Нас ведь трое!
Тролль в погонах тут же подскочил как ужаленный и выпучил на меня сверкающие, как два новеньких франка, глаза…
Из журнала Таисии (в послушании Анны)
Трубецкой-Ковровой
…Едва рассвело, я снова принялась смотреть в щель между бревнами на волю. Вдоль стены амбара похаживал уже другой француз-часовой.
Признаться, я почему-то разволновалась до слез. Тем больше поражало ленивое спокойствие моих собратьев по несчастью. Дед Митя отсыпал жареных семечек в горсть Андрею, и тот, привалясь к стене, лузгал себе и поплевывал. Все мужчины сладко отоспались на струганных досках, только мы с Агашей так не сомкнули глаз. Она все причитала, хваталась за сердце, а я утешала ее как могла. А теперь вот бабушка задремала в уголке, и настал мой черед дрожать. Хоть все мы пребывали в неведении, что там с Ваней Беклемишевым, я была уверена, что визит Пикара не несет и ему никакого добра. Чтобы хоть как-то выговориться, я сообщила об этом Андрею и деду Мите.
– Да бросьте, барышня! – отозвался командир партизан с оттенком горечи. – Его свои не обидят.
– Да может быть, его уже пытают!
– Его?! – изумился Андрей.
– Ты этого их ведомства не знаешь. Там просто измываются…
– А ты Ваньку, что ль, не знаешь? – спросил вдруг он и сплюнул шелуху перед собой. – При любом раскладе этот хитрован сам измываться будет.
Все засмеялись. И я внезапно успокоилась. Пожалуй, Андрейка был прав.
Я присела на низенький чурбан и принялась чистить платье…
Из дневника Жана Бекле
…Папаша предложил поднять бокалы в честь нашего тройственного союза и славнейшей сделки. Я не отказался выпить мировую.
– Какие же вы у меня молодцы! – переводил я умиленный взгляд с отца на Пикара и обратно. – Что значит житейская мудрость!..
Те польщенно улыбнулись, а я развил свою мысль:
– Я начинаю верить, что вообще не существует проблем, которые нельзя разрешить полюбовно. Почему только Наполеон и Александр не договорились по-дружески?..
– Потому что еще молодежь! – рассмеялся отец. – Нашему даже нет и сорока.
Выпили за опыт…
Отец вместо огурца цапнул случайно моего «невтона» и тут же брезгливо катнул его прочь по столу (я едва успел поймать).
У папани была с собой гармоника, и я попросил его сыграть. Он взял мой любимый аккорд…
Потом мы спели «Марсельезу». Пикар тоже пел с удовольствием, у него оказался приятный баритональный дискант, только призывал нас – немыми жестами обеих рук – петь потише. После коронации Наполеона исполнять этот революционный гимн не то, чтобы стало нельзя, а… как-то весьма нежелательно, и если бы кто-нибудь из солдат донес об этом исполнении, полковник тайной службы схлопотал бы лихой нагоняй!
Дочка лесника, девушка лет семнадцати, которой велено было прислуживать нам, очень грубо, швырком, поставила на стол плошку с едой – по-моему, какую-то недопаренную репу.
– Qu'est-ce que c'est?!
[3] – возмутился Пикар. – Что это за муть? Как ты подаешь?
– Минутку, – я поднялся с места, заговорщицки подмигнув своим новым собутыльникам, – говорить с этим народом надо на его языке. Мадемуазель, – двинулся следом за девицей. – Сударыня…
Приобняв ее за приятной округлости плечики, я начал нежно ей шептать в самое ушко. Девчонка хотела сперва вырваться, но все же задержалась. И я дошептал ей все, что надо.
